Сколько продлилось это сумасшествие неизвестно, но неожиданно она поняла, что ослабевшее тело поставили на ватные ноги прямо на холодные камни, покрывавшие улицу перед «Домом Агаты Силван».
— Все. Вроде пронесло, — услышала спокойный низкий голос Рона, открыла затуманенные глаза, с трудом соображая. — Вероятно, не вернутся. Надо сматываться.
Мамочки! Это что сейчас было?!
Звонкая пощечина прозвенела в утренней тишине.
— Спятила? — нахмурился Рон, сверху вниз прожигая ее гневным взглядом, прижимая ладонь к горящей щеке.
— Как ты... ты... — голос Елении дрожал, а глаза метали молнии, но она и сама удивилась своему поступку. Зачем ударила его? — Посмел... ты... меня... так... словно... — она же лужицей растеклась перед ним. Стыдно-то как. Позволила поцеловать, когда не было необходимости и ... целовала в ответ? Лицо горело от стыда и возмущения.
Рон спокойно и по-деловому прислонил ее к стене, убедился, что она более-менее стоит на ногах, и наклонился к крыльцу за жакетами и другой одеждой.
Еля во все глаза недоверчиво смотрела на него, пытаясь засечь хоть какие-то эмоции, которые она так ясно ощущала ещё недавно, но Рон повернулся с совершенно невозмутимым спокойным лицом:
— Не говори глупости. Это была необходимая мера.
Мера?! Так долго?! Так нежно?! Так... незабываемо?!
Разнообразные чувства переполняли Елению, она даже о «невидимках» забыла.
Рон молча и очень ловко стал надевать на неё жакет, плащ, затем сбоку как смог заплёл волосы в косу и завязал ленту. Присел, чтобы надеть носки и ботинки.
Прохожие проходили мимо, косились на них, двусмысленно улыбались. Из дома Агаты Силван вышли двое парней, по-дружески ругаясь и с удивлением оглядывая их.
— Новенькая? — удивленно спросили у девушки, с интересом разглядывая ее, кидая завистливые взгляды на Рона, но она смерила их таким уничтожающим свирепым взглядом, что парни поспешили ретироваться, а Рон даже сказать ничего не успел.
Потом Еля хмуро и возмущённо вновь уставилась на суровый профиль напарника, пытаясь понять, чувствовал ли он все-таки тоже самое, что и она во время поцелуя, или ему было все равно. В последнее время он стал таким сдержанным, невозмутимым и отстранённым.
Она не замечала, как дрожали его пальцы, пока он одевал ее и заплетал косу, как он потом сжал их в кулаки и убрал за спину. Она следила за выражением лица, на котором сохранялось невозмутимое выражение. Почему-то захотелось ещё раз треснуть по этой спокойной физиономии. Да так, чтоб это невозмутимая маска слетела к чертовой матери!
— Больше так не делай! — голос Ели вышел до странного жалким и хриплым. И злым тоже. Только на кого она злилась? На себя, конечно. И на него —без сомнений.
Рон вскинул на неё внимательный взгляд, пристально вгляделся, и странное замешательство и растерянность на миг мелькнули в хмурых зелёных глазах. Но лишь на миг. И он снова закрылся.
— Больше не буду, — криво улыбнулся он. — Очень ты мне нужна, — и спокойно отвернулся.
Они пошли степенным шагом в другую сторону от преследователей, смешиваясь с немногочисленными прохожими, свернули на другую улочку и ещё одну, на всякий случай петляя следы, все ещё с трудом веря в то, что смогли оторваться от погони и обмануть «невидимок».