Лицо фон Шиллера побледнело от восторга. О таком повороте событий он как-то не подумал. Он вообще не собирался до этого момента делиться с кем-либо сокровищем, разве что некоторым образом с Утте Кемпер, но слова Нахута разбудили в нем древнюю и неизбывную жажду вечности. Пожалуй, можно будет в какой-то степени разрешить общественный доступ к сокровищам — но только после смерти, разумеется.

Однако, поразмыслив, фон Шиллер отверг это искушение. Нет уж, он не уничижит достоинство сокровищ тем, что позволит глазеть на них всякому сброду! Клад был собран для погребения фараона, а фон Шиллер считал себя современным эквивалентом древних правителей.

— Нет! — яростно ответил он Нахуту. — Это мое, все мое! И когда я умру, клад уйдет со мной, все до единой крупицы. Я уже обговорил это в завещании. Мои сыновья знают, что делать. Все сокровища отправятся в мою собственную гробницу. Царскую гробницу!

Нахут потрясенно смотрел на миллиардера. До сих пор он не понимал, что старик сошел с ума, что навязчивые идеи истощили его рассудок. Но египтянин знал, что спорить с Шиллером не время и не место — лучше потом изыскать способ сохранить великий клад от участи служить украшением еще одной могилы. А пока египтянин склонил голову в притворном почтении.

— Вы совершенно правы, герр фон Шиллер. Это единственный разумный способ обращения с сокровищами. Вы заслужили такое погребение! Однако сейчас наша основная цель — вынести наружу все ценное. Хелм предупредил, что река опасна, плотина может прорваться. Нужно позвать Хелма и Ного. Пускай люди Ного займутся выносом сокровищ и погрузкой в вертолет. Отвезем все для начала в лагерь «Пегаса», а там я аккуратно перепакую ценности для транспортировки в Германию.

— Да, да. — Фон Шиллер с трудом поднялся на ноги, внезапно испугавшись, что может лишиться драгоценного клада из-за разлива реки. — Пошли монаха, как его там — Хансита, отправь его за Хелмом. Он должен немедленно явиться к нам.

Нахут вскочил и крикнул:

— Хансит! Где ты?

Монах ожидал их у входа в гробницу, преклонив колени в молитве перед пустым саркофагом, в котором раньше лежали мощи святого. Сейчас он разрывался между сознанием собственной греховности и обычной алчностью. Услышав, что его зовут, Хансит глубоко поклонился гробу, после чего поспешил на зов Нахута.

— Ты должен вернуться к заводи, где мы оставили прочих, — начал было излагать приказ Гуддаби, но мрачную красоту лица Хансита вдруг исказило безумное выражение. Он поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Что такое? — разозлился Нахут. — Что там еще такое?

Хансит покачал головой.

— Тихо! Слушайте! Неужели вы не слышите?

— Совершенно ничего… — начал Нахут и внезапно умолк. Его глаза потемнели от дикого страха.

До ушей египтянина донесся наконец слабый звук, нежный, как шорох летнего ветерка, убаюкивающий и однообразный.

— Что происходит? — рявкнул фон Шиллер. Слух давно подводил его, и старые уши не могли уловить нечто столь тихое.

— Вода! — прошептал египтянин. — Вода течет!

— Река! — крикнул Хансит. — Она заливает туннель!

Монах развернулся и бросился бежать вдоль аркады.

— Нас здесь запрёт! — заверещал Нахут и помчался за Ханситом.