Игра всегда включает в себя двоих. И оба должны играть.
Фантазер вернулся к столу и взял большой фонарь, что оставил там отец. Намеренно оставил, это мечтатель теперь знал точно. Фонарь был большой, длинный, в половину руки Алессио, заключенный в прочную резиновую оболочку. Когда мальчик его включил, в стену ударил длинный желтый луч.
От света фонаря на стене, ближайшей ко входу, появилась полная луна. Свет слабой лампы почти не рассеивал мрак. Алессио приставил к стеклу два пальца и изобразил силуэт животного. Зверя с рогами. Тесеева Минотавра. Быка, которого сразил Митра.
У дверного проема, который он выбрал, лежала куча разных инструментов. Кирки, лопаты, железные крюки и костыли, что забивают в стену, отмечая путь, спиртовые уровни. И большой моток толстой нити, конец которой был зашпилен чем-то вроде длинной вязальной спицы.
Маленький герой положил фонарь, поднял с полу моток и вытащил спицу. Потом сделал петлю на конце нити, привязал к поясу и подергал. Нить легко разорвалась, и оборванный конец, болтаясь, повис в руке. Алессио внимательно осмотрел его. Кто-то явно пытался перерезать нить, расслоив ее возле самой петли. Мальчик сделал новую петлю, протащил под пояс, вновь подергал, убедился, что теперь все в порядке, и бросил клубок на пол.
Потом поднял фонарь и повернулся к длинному коридору, раздумывая над тем, что он — или отец — осмелится сказать маме, когда они в конце концов вернутся домой.
Да ничего, решил мечтатель. Это их тайны, которые не следует разглашать. Это часть огромного, замечательного приключения, восхождения по пути от мальчика к мужчине, от невежества к знанию. И фантазер пошел вперед, чувствуя, как нить касается ноги, словно отрезанные крылья какого-нибудь умирающего насекомого, и падает на пол, в древнюю пыль.
ГЛАВА 20
Все четверо смотрели вслед Кальви, дожидаясь, пока он уберется в свой маленький кабинетик рядом со входной дверью. Там было одно окно, выходившее на то, что Коста принял за поточную линию забойного цеха; еще живые животные поступают сюда с одного конца, где Уччелло сейчас сметает грязную воду, там их оглушают, затем умерщвляют, потом туши подвешивают на свисающие с движущейся цепи крюки, и они плывут по цеху, подвергаясь дальнейшей разделке.
Тереза прикрыла глаза от слепящего света потолочных ламп, поглядела вверх, на механизм, который перемещал туши по цеху, и взялась за один из этих огромных крюков:
— Вещдок номер один, джентльмены. Именно такой проделал дырку в спине Тони Ла Марки.
Перони, моргая, осматривал длинный цех.
— Тут их, наверное, сотня, если не больше. И…
В противоположной стене было множество дверей, а за ними — такие же белые, клинически чистые помещения меньших размеров с таким же слепящим освещением. В них висели весьма солидные туши — сплошное кроваво-красное, с белыми прожилками, мясо, напоминающее мрамор.
— …все остальное. Плюс этот яркий свет…
— Когда имеешь дело с мертвыми телами, нужно хорошенько видеть, что делаешь, — буркнул Капуа. — Пойду погляжу, — добавил он и пошел через цех, незаметно достав откуда-то пару белых пластиковых перчаток.
Человек, орудовавший огромной шваброй под последним кронштейном с лампами, остановился и посмотрел в сторону вошедших, не понимая, кто они такие и откуда взялись. Поток грозной воды у его ног медленно обтек сапоги и продолжил путь к каналу в центре цеха.
— Энцо! — позвал его Перони.
Тот кивнул. Полицейские подошли ближе. Коста предъявил свое удостоверение.
— По имени называете, — проворчал уборщик. — Видать, дело плохо.