— Можешь погладить, ведьма, ладно уж.

Я вынул бутылку молока и решил, что для такого, как Евтей, нужна не чашка или миска, а целая кастрюля. Кайя принялась ласково гладить кошачий живот и вдруг Евтей извернулся и схватил ее за руку всеми лапами.

— Попалась! — довольно воскликнул он. — Попалась в пузную ловушку!

Кайя рассмеялась, и я вдруг понял, что в моем доме никогда не смеялись вот так: весело, искренне, непринужденно. Черная вуаль, которую смерть набросила на мой мир, вдруг скользнула в сторону — не отступила, но показала, что может уйти навсегда. В мире было счастье, тихая радость, тепло домашнего очага, и все это было моим. Наконец-то было.

— Гладить можешь, где хочешь, но за лапы и хвост не дергать, — кот выпустил руку Кайи и с видом короля в изгнании проследовал к тарелкам с ужином. Оценив их содержимое, он вздохнул: — Скудное у вас житьишко, конечно, ну да ничего, наладится. Сейчас вот отдохнем, хозяйством обзаведемся, заживем.

— Это такой дом ты называешь скудным житьишком? — удивилась Кайя, глядя по сторонам. Кот склонился над мясом и начал есть: быстро, бесшумно, очень аккуратно.

— Он это для пущей строгости, — объяснил я, — чтобы мы с тобой быстрее поняли, кто тут настоящий хозяин.

— Кот это теплота и милота, — с самым важным видом сообщил Евтей. — Только вот у вас еще и оборотнем воняет.

— У меня есть знакомый оборотень, — ответил я. Кот прошел к молоку, и я понял, что правильно решил взять кастрюлю. Когда она опустела, Евтей очень выразительно посмотрел на меня и вздохнул.

— Вот как вы вообще такие живете? Ты инквизитор, она ведьма, и с вами еще оборотень приятельствует. Неудивительно, что скудненько тут у вас.

Кайя не дала коту разглагольствовать дальше: снова подхватила его на руки и принялась тискать, гладить и качать. Евтей сразу же забыл про все свои нравоучения: он прикрыл глаза, довольно замурлыкал и сообщил:

— Ничего-ничего. Я за вас возьмусь, как следует. Заживете, как в раю небесном.

— Это голые, босые и с одним яблоком на двоих? — не выдержал я, вспомнив историю о прародителях, которые ходили по райскому саду в своей первозданной наготе и делили пополам все плоды. Евтей посмотрел снисходительно, словно учитель на ученика.

— Веселый ты парнишка, — сказал он. — Это хорошо, это мне нравится. Там у вас в гостиной я диванчик заприметил, мне как раз подойдет. Только еще и одеяло принесите.

— Не наглей, — посоветовал я. Диванчик ему. Прошлого века, с золотой вышивкой по шелку. Да-да, только для кошачьей морды и покупалось. — И только попробуй когти о мебель точить, мигом на выход налажу. А то гляньте, житьишко ему не нравится. Будет тебе в сугробе житьишко, там покомандуешь.

Евтей смиренно вздохнул и посмотрел на меня, подпустив слезу в очи. Взгляните, люди добрые, как тут котиньку тиранят и обижают. Да-да. Изо всех сил тираним мясом и творогом. Кайя покачала его на руках, словно хотела утешить.

— А я все жду, когда же ты покажешь, кто в норе главный, — произнес Евтей. — Показал, молодец. За корм спасибо. А так знай: кот велик, и он не требует перин. Ему вполне достаточно угла.

Он спрыгнул с рук Кайи и величаво проследовал в гостиную, где в самом деле занял уголок возле камина — довольно вытянулся, раскидал лапы. Кайя не сводила с его восхищенного взгляда, и я был с ней согласен: такой суровый пушистый кот не может не нравиться.

— Спать буду тут, жить буду тут, ходить буду везде, — поставил нас в известность Евтей. — С оборотнем вашим познакомлюсь. А вот эту бабочку у тебя из груди надо выцарапать. Дрянная штука, сильнее всего воняет.

— Ты видишь летунницу? — спросил я. Кажется, в груди что-то шевельнулось, словно бабочка раскрыла и вновь сложила крылья. Кайя посмотрела на кота с удивленной надеждой.