– Ты чувствуешь этот запах? – попробовал Маркус. – Эта собака разлагается на ходу… Если вам так взбрендило, давайте купим щенка. Хорошего, здоровенького щенка. Например… эм…м… болонки.
– Маркус, – Лизель опять надела очки. – Эта собака может разлагаться на ходу, на бегу и сидя. Но она будет разлагаться на нашем заднем дворе. Мы с Ви сейчас пойдем вниз и прямо сейчас посмотрим, что можно предпринять, пока эта чертова собака не умерла.
– Но ведь его хотят усыпить! – взмолился Маркус, который хоть и был мистиком на словах, на практике не верил в пророков в своем отечестве. – Я тоже переживаю за Фреда, но что если завтра Верене приснится единорог?!
– Если он встретится наяву, мы заведем и единорога! – отрезала Лизель.
Псарня
Это был – небольшой закрытый домик с вольерами. Что-то, вроде конюшни, но с решетками до самого потолка. Стойка с крючками для поводков и ошейников. Специально оборудованная ванная для мойки собак. Все было чисто, все прекрасно функционировало, хотя не пользовались этим уже давно. Ни пылинки, ни мутного развода на полу.
– Так Фредерик же вернулся! – объяснил Николай, работник следивший за хозяйственными постройками и садовым инвентарем, который работал у Лизель уже много лет. – Я думал… – он поджал губы.
Николай знал отца еще совсем молодым и помогал ему с первыми щенками.
На стене сверкал отчищенный им иконостас: собаки Доминика, собаки Фреда. Сверкающие черные шкуры, мускулистые поджарые тела. Да, уж… Будь дедушка еще жив, он счел бы Герцога оскорблением памяти любимцев.
– Напомни мне, чтобы я попросила Марти причислить тебя к святым! – Лизель потрепала садовника по плечу и тот раскраснелся.
– Я не католик, фрау Лиззи, вы ж знаете!
Николай, как и Мария, был из Румынии и куда уважительнее, чем мы относился к своей религии.
– Знаю, – она улыбнулась вновь. – Когда приедет человек из приюта, то проводи его сперва в дом.
Я нервно сверилась с телефоном.
По правилам, работник приюта должен был убедиться в том, что животное попадет в хорошие руки. В частности, посмотреть, в каких условиях, тому предстоит жить. То, что Герцога собирались усыпить, ничего не меняло. Порядок должен быть. Всегда и везде.
Я опасалась, что приедет тот молодой говнюк и у меня сдадут нервы. Боялась, что он в отместку скажет, что я недостаточно опытна, чтоб держать такого большого пса, но все обошлось. Приехал старший куратор.
Наш замок, конечно, произвел на него впечатление, но он не стал ни плакаться о деньгах, ни намекать на то, как они нужны несчастным животным.
– Не представляете, как я рад, что Петер такой говнюк, – сказал он, когда мы закончили осматривать псарню. – Иначе, нам пришлось бы усыпить Герцога. Этот пес родился под счастливой звездой. Сперва, в лесу, а потом, когда пришли вы.
Мужчина на минуту остановился перед стеной, увешанной портретами догов и доберманов.
– Прошлый хозяин привез родословную, – хлопнув себя по лбу, вспомнил он. – Как я мог забыть! Возможно, вам это важно… – он раскрыл папку и начал рыться в бумагах.