Книги

Се ля Ви!

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ральф, ты в порядке?

– Нет, не в порядке. Я понимаю, что очень легко отделался, но это место убивает меня… Ты задержишься?

– Нет… Неважно. Нас с тобой пригласили на Рождество.

– Я не могу самовольно оставить приход.

– Можешь! – не в силах и дальше сдерживаться, я достала из сумки конверт и вручила Ральфу. – Отец фон Штрассенберг, вас ждет Гамбург.

Негромко звякнули чашки, радостно вскрикнув, Ральф бросил поднос, подхватил меня и трижды крутанулся на месте. Я напряглась: от него даже пахло этим проклятым домом. Пытаясь сквозь толщу чужих неприятных запахов, отыскать знакомый – его, я сама едва не расплакалась. Ральф всегда был такой ухоженный, такой холеный.

Теперь это был не Ральф.

– Ох, Цуки! – он прильнул ко мне и как в детстве зарылся лицом мне в волосы. – Всякий раз, когда я стою на краю, появляешься ты и вытаскиваешь меня из дерьма.

Я отодвинулась; не в силах обнимать его… такого чужого. Достала из кармана салфетку и молча промокнула глаза.

Его лицо скривилось. Ральф резко вскинул руку и ткнулся носом в рукав.

– Господи, – сказал он, смутившись. – Как от меня воняет… как домом престарелых.

Какое-то время он колебался, потом сказал:

– Я только душ приму, хорошо?

…Мы молча лежали, разглядывая плохо выбеленную спальню. Такую унылую, что хотелось плакать, неизвестно из-за чего.

Пока Ральф был в душе, я сменила посеревшие простыни и пододеяльник. Я как раз поправляла наволочки, когда он налетел сзади, даже толком не вытершись после душа и сразу же завалил меня на матрас.

И вот мы лежали на истерзанных простынях и рассматривали спальню.

– Спорим, ты никогда еще не жила в таком вот убожестве? – брякнул Ральф.

– Спорим, ты тоже? – спросила я, вспомнив их маленький уютный домишко. – Нас не застукает твоя экономка?

– Здесь никого кроме нас… и призраков.

В комнате что-то треснуло; испугавшись, я резко прижалась к Ральфу. Он рассмеялся, но я почувствовала, что и сам он вздрогнул от неожиданности. Дом не просто вызывал страх, он высасывал мою жизнь. Холодный и гулкий, он ждал добычу, как пустой гроб.