Беркут быстро схрумкал морковку и потянулся за добавкой.
— Нет-нет, приятель, хорошего понемногу, — я улыбнулся и погладил коня.
— А как ты держишься в седле? — тем временем спросил Иваниванович, — а то может привык к экипажам да каретам, — заулыбался он.
Да, вопрос конечно интересный.
— Да ты знаешь, верхом не ездил давно, — решил почти не врать я.
А что я мог ещё сказать? Катание на пони в детстве — это конечно не верховая езда, но другого опыта у меня не было.
Нам быстро оседлали коней. Розенкранц легко вскочил на Буяна. Было видно, что для него это было привычным делом.
Подойдя к Беркуту, я сунул ногу в стремя и ухватившись одной рукой за гриву, а второй за заднюю луку седла, с разворота, одним быстрым движение оказался на лошади.
Твою дивизию! Это как?!
Руки тем временем привычно ухватили поводья. Блин, это что, какая-то мышечная память? А откуда она у меня?
— Да ты лихой наездник! — заулыбался начальник караула. — Ну что проедемся немного. И он направил своего коня к городским воротам.
Я тронулся следом за ним. Все мои движения были автоматическими. Такое впечатление, что кто-то другой управляет конём. И тут мне на ум пришли слова Владимира Николаевича, что в этом мире я буду себя чувствовать, как будто всю жизнь прожил здесь. Наверное, навыки верховой езды достались мне при переносе сюда. Хорошо, что авария на это не повлияла! Ну что же, ещё одной проблемой меньше.
Мы рысью проехали ворота, и отъехав немного от городских стен пустили лошадей галопом.
Чёрт возьми, как классно!
И улыбаясь во весь рот, я вдруг запел:
По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год.
Были сборы недолги,
От Кубани до Волги