– С Холденом и Уиллом?

– Нет.

Я уже наелась и ковыряю вилкой остатки пасты, напряженно уставившись в тарелку.

– С Джейденом.

Повисает молчание. Мама ставит бокал на сушилку и оборачивается ко мне. С ее рук на пол капает мыльная вода.

– Хантером?

Утвердительно киваю. Она вытирает руки полотенцем, глядя на меня в явном замешательстве.

– Думала, вы не общаетесь.

– Я тоже, – отвечаю со смущенным смешком.

Скрипя стулом по полу, встаю из-за стола, подношу маме тарелку и, пожав плечами, говорю:

– Я еще не поняла, что между нами происходит. Но если попробую разобраться, что к чему, вреда не будет.

– Хм-м… – мычит она, забирая тарелку, и, отвернувшись, выбрасывает остатки в мусорное ведро под раковиной.

Ее волосы заколоты назад, однако выбившиеся пряди волос обрамляют лицо. Сегодня ни грамма косметики.

– Он был хорошим мальчиком, – задумчиво протянула она. – Во всяком случае, он мне нравился больше Даррена.

– Кто хороший мальчик? – встревает вошедший в кухню папа.

Отворяет холодильник, изучает содержимое, останавливает выбор на баночке колы и с щелчком открывает ее. А затем, скрестив руки на груди, с ироничным видом смотрит на меня.

Папа всегда спокойно относился к моим отношениям с парнями. В тринадцать лет у меня случился первый поцелуй с Итаном Беннеттом – тем, что сейчас сидит позади меня на уроках статистики и громко чавкает жвачкой. Мы поцеловались на парковке после школы, ожидая наших опаздывающих родителей. Когда, наконец, за мной приехала мама, я тут же во всем призналась, доверив ей секрет о важнейшем и судьбоносном – как мне тогда казалось – событии в жизни. Будучи на шестом месяце беременности и, видимо, пребывая под воздействием гормонов, мама расплакалась от счастья и по возвращении домой поспешила доложить папе. Тринадцать лет – уязвимый возраст, и мне было очень стыдно и страшно. Я внутренне приготовилась к тому, что отец раскричится и отправится на поиски Итана, и потому в слезах бросилась в свою комнату и спряталась под пледом. Минуту спустя в дверь постучал отец и сел на краешек кровати.

– Кензи, все нормально, – сказал он и откинул одеяло, явив свету мои припухшие красные глаза и мокрые щеки.

Я все еще помню его утешающую улыбку. В те времена мы были так счастливы…

– Ты взрослеешь. Скоро станешь совсем большой!