— Я не сказала. Он не ответил. Уехал. И разбился.
Я всем нутром чувствовала, как огнём горит в её груди это короткое слово.
Несказанное. Неуслышанное.
Как выжигает её изнутри не покаявшееся, не прощённое.
— Что я могу… — начала было я.
— Ничего, — ответила она. — Просто я хотела, чтобы кто-то услышал.
Она, как и я, не любила прикосновений. И я её не обняла, не сжала руку, даже не шевельнулась.
Я просто мысленно её простила. За всё. И она кивнула, словно меня услышала.
— Спасибо, что ни разу не спросила, как я, врач высшей категории, гинеколог, эндокринолог запустила до третьей стадии рак груди. Уверена, ты хотела.
— Не хотела, — покачала я головой. — Мне даже в голову это не пришло. Я… наверное, я слишком далека от медицины, чтобы о таком задуматься. Это же, наверное, как сапожник без сапог.
— Марк обязательно спросит. Если со мной что-то случится, скажи ему: нет. Он поймёт.
— А если не поймёт?
— Нет, — улыбнулась она. — Я не хотела умереть. И не хотела себя наказывать, выбрав такой долгий и мучительный способ. Я просто не заметила, не обратила внимания, не… в общем, я просто неидеальная, как и все люди. Просто заболела. И больше ничего. Ну, иди, — махнула она.
— До встречи, Елена Сергеевна, — встала я.
— До встречи, Анька Сапожкова, — улыбнулась она и махнула мне рукой.
53
«И что ты будешь с этим делать?» — спросил Макс вечером в ответ на присланное фото стройки.
«Не знаю, Марк, — ответила я. — Буду продавать мечту. Нарисуем картинку. Создадим настроение. Придумаем сказку, в которую захотят попасть. Начнём позиционировать не как дома, а как территорию, как Лазурный Берег, например».
— Точно! — воскликнула я вслух. — Как заповедное место, элитный участок, закрытое от посторонних пространство.
С дивана упали листы, но я не стала поднимать.