Сегодня все собрались на даче.

Юный май уже макнул в свежую зелень ветки деревьев, но слегка — они ещё не закрывали ни синеву неба, ни гладь озера.

— Папа, смотли, как я могу, — кричал Максим, раскачиваясь на качелях.

Марк стоял рядом, держал на руках годовалую Лерочку и кривился от боли — дочь тянула его волосы, хватив цепкими пальчиками, и он кряхтел, но терпел.

На веранде чинно сидели две бабушки — баба Лена и баба Нина — вели светскую беседу о розах. Клумба с розами, коротко подстриженными с осени, на взгляд бабы Лены выглядела неплохо и хорошо перезимовала. Бабе Нине казалось, всё пропало: ни один куст не очухается.

Самые ценные и ранние, посаженные в горшки, стояли на застеклённой веранде и уже зацвели — по всему дому стоял стойкий запах махровой Гартентрауме, которую, по мнению Елены Сергеевны, стоило иметь в своём саду только ради аромата.

Розы — это было её хобби, обучение студентов — работа, дети — счастье, а Ярослав — удовольствие. В жизни всё должно быть гармонично по её авторитетному мнению.

Ярослав на этих её словах скромно улыбался. Она всё же вышла за него замуж.

И как сыр в масле каталась, зубоскалила моя мама. У той, конечно, всё было плохо: там болело, здесь побаливало (характер не меняют на шестом десятке лет), но на самом деле всё было хорошо. Она открыла для себя путешествия, и с группой подружек-пенсионерок, как она их называла, из туристической компании летала на Байкал и на Алтай, снимала вулканы на Камчатке, покоряла в горы в Абхазии, и на круизном лайнере с весны до осени — то в Тверь, то в Углич, то на Соловки.

— Да, могу себе позволить, — гордо говорила она соседкам, — у меня и дочь хорошо зарабатывает, и зять — глава финансовой компании.

Марка и правда поставили во главе российского филиала, он удачно продал ту самую нашу квартиру, удачно вложил деньги в акции. Сегодня ему исполнилось тридцать пять.

Мы с Ярославом хлопотали на кухне: он готовил мясо, я резала овощи — к обеду ждали гостей.

И да, я тоже неплохо зарабатывала. Мне было кому помогать с детьми, и я не тратила много времени на готовку и уборку — эти занимались няня и домработница, две замечательнейших деликатнейших женщины, ставшие для нас настоящим спасеньем.

Без них мне было ни за что не потянуть «Брендманн», который Артур Аркадьевич всё же взвалил на меня, как я не отпиралась. Теперь я была его правой рукой, а он владельцем.

Манн смеялся:

— Просто я раньше не понимал, как это трудно, когда у тебя одна рука и та левая.

Большую часть административной работы, он брал, конечно, на себя, мои функции — контролировать и стимулировать творческий процесс, а я всё же дочь, мать, жена, то кормлю, то беременная, то опять кормлю, и, кажется, опять беременная. Но я была ему безмерно благодарна за ум и мудрость, за то, что он что-то во мне разглядел и вдохновил расти и развиваться.

Хотя с мудростью, я, может, и поторопилась — у него опять была молодая подружка, но у каждого свои слабости.

Я вытерла руки и достала из кармана телефон.

«А помнишь твой день рождения в Стамбуле?» — написала я Марку, то есть Максимусу, мы до сих пор переписывались в том чате.