Мне тошно от того, что я в очередной раз становлюсь причиной размолвки Флоренс с её матерью. Слишком много людей, чтобы залезть под стол, да и перед Марком стыдно.

— Какая неприятность! — слева от меня кто-то сдувает лопнувшую резину. — Броуди, как всегда, в центре скандала. Всегда был смутьяном. Ни малейшего понятия о приличия. Что за оскорбительные намёки! Одно твоё слово, Эмма, и его выведут из-за стола.

Я с изумлением смотрю на кипятящегося Питера и понимаю, что где-то даже восхищаюсь этими алеющими брэдпиттовскими ушами. Мне очень хочется послушать, какими словами он будет просить Марка удалиться, но в память о моей так и не расцветшей любви к этому человеку предпочитаю промолчать.

На меня с укоризной смотрят восемь пар глаз напротив, и этих людей я почти не знаю. Все они важные гости, но их важность прямо пропорциональна близости к центру стола.

Я изо всех сил борюсь, чтобы золотых цветочков на красном поле не стало в два раза больше, и для этого яростно кусаю губы.

И всё же во всеобщем гвалте я различаю этот голос.

— Эмми, посмотри на меня.

Только один человек в этом мире называет меня так, и нет ни единого шанса ошибиться, встретившись с ним взглядом.

Марк улыбается.

— Хочешь в Вегас, малыш?

Я тоскую по той себе, что, не раздумывая, ответила бы «да».

Так тоскуют, рассматривая картинку с золотистым пляжем и бунгало на сваях в лазоревой воде. Это красиво, но ты понимаешь, что никогда там не побываешь. Это не неумение мечтать, это — здоровый реализм. В нём всегда есть кредит на дом и расширенная медицинская страховка.

Да и не была я такой никогда: безрассудной, сиюминутной, одномоментной. Ни — мать его, одного раза — когда. Я не прыгала в омут, ни шагала вперёд, закрыв глаза, не делал глупостей, а если и делала, то какие-то мелкие, однозначные. Прогулы в школе. Сигарета с травкой. Роман с женатым.

И неделя моего личного Рождества.

Оно — не я — хочет сказать Марку «да» и поехать с ним в Вегас. Хочет ровно до того момента, как он дёргает головой, а его брови вопросительно подскакивают вверх.

«Ну, давай, прыгай!»

Мать у нас с Николь одна, а вот отцы разные. И моего во мне, похоже, больше. Потому что авантюрные гены моей мамы легко сдаются под натиском отцовских.

Я улыбаюсь Марку. Эту улыбку можно трактовать по-разному: от «это же не шутка, да?» до «а давай!». На самом деле это «спасибо, это были классные выходные».

— Марк, дорогой, вы же это не серьёзно?

«Что за глупость? Конечно же нет!»