— Да… — в голосе Миро прозвучало изумление. — А что тебе тоже именно это приснилось?

Она кивнула головой, но Миро этого не мог увидеть из-за темноты:

— Точно, как я тебе описала.

— Надо же, никогда бы не подумал, что двум людям одновременно могут сниться абсолютно одинаковые сны!

— Миро, а в твоем сне мы коснулись друг друга руками?

— Да.

— И в моем тоже. И сразу стало так хорошо-хорошо.

— Угу…

После этого в абсолютной темноте они сразу нашли губы друг друга. И поцеловались.

На скамейке напротив милицейского здания сидел молодой человек весьма странного вида и поведения. Рядом с ним на той же скамейке стоял кувшин с водой. А сам он, глубоко задумавшись, смотрел куда-то далеко-далеко, за какие-то одному ему известные горизонты.

Долго так сидел. Не меньше часа. Потом встал, беспомощно развел руками (такой жест люди обычно сопровождают словами: «Я никак не мог поступить иначе!»). Тяжело вздохнул. Аккуратно, одной рукой взял кувшин за ручку и пошел в милицию.

Астахов не стал напиваться.

Открыл бутылку, выпил рюмку коньяка, закусил кружком лимона. И все… Хотя нет, не все. Еще сбегал в кабинет за фотографией Олеси. Поставил ее на стол, прислонив к сахарнице. Наполнил рюмку и ей, положив сверху лимонный кружок, посыпанный сахаром и кофе (она так любила). Налил и себе вторую рюмку. Опрокинул ее, помянув свою любимую.

Острая резь в сердце прошла, уступив место протяжной, ноющей боли. Осознать исчезновение из этого мира Олеси все равно было невозможно. Но ведь есть еще Кармелита. Живая, но неизвестно, куда пропавшая. Нужно все сделать, чтобы спасти хотя бы ее.

Поэтому Николай Андреевич поехал к Зарецкому.

Тот встретил гостя вопросом:

— Коля, ну я не понимаю… Что такое? Куда ты исчез? Невозможно до тебя дозвониться. Почему ты отключил мобильный? Что тебе сказали в милиции? Что случилось?..

Астахов молча прошел в глубь кабинета, сел на диван. Достал из кармана листки, ксерокопии бумаг, которые ему показали в милиции, протянул их Баро. Тот молча и чуть обиженно взял бумаги, начал их рассматривать. Потом, вчитавшись и всмотревшись в документы, с ужасом посмотрел на приятеля:

— Как же это? Что? Это же Олеся…

— Да… да… — выдавил из себя Астахов.