Горький опыт, да еще приобретенный в юном возрасте, да еще полученный от воспитателя, помнится долго, может быть, всю жизнь. Математические заблуждения дадут о себе знать сами, и об орфографических ошибках справиться нетрудно. Но вот усвоенные в юности жизненные принципы могут пустить корни глубокие, тем более что они, эти принципы, помогают извлекать доход. Детей воспитывает не слово, а поступок. Они видят: взрослые, цитируя жизненные правила о порядочности и честности, сами живут и действуют иначе.

И не надо успокаивать себя: это сегодня — на стадионе, а завтра бросит футбол, и все пройдет.

Нельзя назначить себе быть честным с завтрашнего дня.

* * *

Итак, мальчика унесли в раздевалку «Москвича». Медсестра осмотрела его ногу, заморозила больное место раз, потом еще раз.

— Как дела? — поинтересовался я чуть позже.

— Трещины, кажется, нет, — ответила она, — но ушиб сильный.

Я подошел к арбитру матча, судье республиканской категории Тюльпакову. Он не был смущен ничем.

— А что, я парня с поля удалил.

Но этого могло не быть, больше половины матча длился антифутбол. Предупреди их Тюльпаков, покажи детям одну-две предупредительные желтые карточки — все бы вошло в свое русло: судья для детей — фигура особенная. В данном случае именно он, судья, распустил детей.

— У нас запрещено показывать детям карточки… — ответил арбитр.

Но разве закон не один для всех? Разве можно на оживленной магистрали убрать для детей желтый свет, оставив лишь красный?

Арбитру легче воспитывать ребенка, чем иному учителю в школе. В школе ребенку говорят: надо, а сюда, на стадион, он бежит сам. Умный судья поймет — за неправильно выполненный технический прием, даже опасный для соперника, ребенку в отличие от взрослого действительно не нужно давать желтую карточку: это еще от неумения. А вот за умышленную грубость надо наказывать, может быть, даже строже, чем взрослого. Умный судья поймет, что и он может иногда ошибиться, но если он извинится перед игроком, авторитет его только возрастет. Даже если этот игрок — ребенок.

«Одна из грубейших ошибок считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке. Вспыльчивый ребенок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребенка выманили игрушку; у взрослого — подпись на векселе. Легкомысленный ребенок на десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все свое состояние. Детей нет — есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств».

Автор этих строк — поляк, детский врач, педагог и писатель Януш Корчак.

Когда арбитр — педагог, он не только к рекомендации, он и к закону относится творчески. Иван Лукьянов судил как-то игру детских команд. Ребенок неправильно вбросил мяч из аута. Теперь по всем правилам мяч надо вернуть сопернику. Но Лукьянов разрешил перебросить мяч этому же мальчику, мало того, судья подошел и показал, как это делать правильно. Для малыша игра оказалась и уроком. И хотя встреча была официальная — тоже первенство Москвы, — потом, после игры, молодые тренеры обеих команд благодарили судью.

* * *

Мальчик сидел в раздевалке «Москвича» вместе с другими. Боль проходила. В раздевалку привели, буквально за руки, того самого тринадцатого номера «Спартака». Взрослые тренеры, их было немало здесь, требовали извиниться, после препирательств он выдавил:

— Ну ладно, извините, кого тут я из вас…

Он ничего не понял, спартаковец-восьмиклассник Саша Малахов.

Тут, конечно, напрашивается назвать фамилию тренера, но я не могу это сделать. Потому что он переживал случившееся искренне, остро. Он, тренер, и привел сюда парня для извинений, и его, тренера, было жаль, как бывает жаль человека, у которого случилось несчастье.

Я знаю, убежден, если Сашу не накажут, он утвердится во мнении: если нельзя, но очень хочется, то можно. И завтра пострадавшим может быть сам судья.