— Я Тамара Кирилловна Рылеева, бывший санинструктор роты автоматчиков 255-й бригады морской пехоты. Вы дружили с Димой Иващенко, это правда?
— Он был брат мне.
Очень скоро Вонлярский получил от бывшего санинструктора письмо (орфографию сохраняем):
«Уважаемый Дмитрий Дмитриевич.
Если Вы не забыли о своем обещании, я Вам напоминаю. Вы мне на встрече 50 лет освобождения Б.-Днестровского обещали выслать фотографию Димы Иващенко. У меня были его фото, но по некоторым обстоятельствам не стало. Последний раз я и он со мной были в г. Варна Болгария в сентябре 1944 г., где он мне сказал, что рад, что хотя бы я останусь жива, а он не знает, будет ли жив или нет, так как его бригада идет на Будапешт, а мы остаемся в г. Варна. Оба мы наплакались. Он первый заплакал. Я еще посмеялась, сказала ему — ведь ты бесстрашный разведчик, а плачешь. А он мне ответил: плачу, что не знаю — увидимся ли мы, но ты жди и очень жди. И с этим он ушел. После я получила от него письмо, а потом получила от командования похоронку о том, что он погиб. Такие скупые слова, а мне, Дмитрий Дмитриевич, хочется знать, как он погиб, ведь мы были вместе везде. В сентябре будет 50 лет, как он погиб, а память о нем не стирается. Его именем в нашей родне назван племянник. Я о нем помню всю жизнь. Но муж все фотокарточки сжег, и у меня ничего нет — одна память, и та уже… лицо его в тумане. Я Вас очень прошу. Вы мне обещали. Вышлите его фотографию. Пусть хоть фото будет со мной на всю оставную жизнь. Зараняя я Вам благодарна. Высылайте по адресу: Украина…».
Конечно, Димину фотографию Вонлярский ей послал. Только вот я думаю: а зачем? Если все прежние Димины снимки и письма послевоенный муж по-хозяйски сжег, зачем? Сам-то муж воевал ли?
Не мое это дело, я знаю. Вспоминаю и не могу вспомнить стихотворение поэта-фронтовика, пишет от имени боевых друзей — тыловым невестам. И что за поэт — не вспомню, и строки только помню — первые и последние.
Дальше — обращение к невестам, чтобы ждали их с войны. И все снова будет как было, только лучше. Ваша верность помогает нам выжить. А если не дождетесь, если выйдете замуж — простим, только будьте счастливы.
Будем живы — все простим. Почти, почти всё.
Эти строки, как писали в пушкинские времена — «в альбом» Тамаре Кирилловне. Вместе с Диминой фотографией, если, конечно, уцелеет.
Презумпция одиночества
Жил-был. И было у него три жены.
Первая не дождалась его из лагеря и вышла замуж.
Со второй жил дружно тридцать лет. Она не могла рожать. Скончалась от рака.