– Э, нет, – проговорил Скульптор. – Руки, пожалуйста, держи на оружии, мне так спокойнее. Иначе начну нервничать, рука дрогнет, и я все испорчу, – рука, державшая скальпель, и впрямь дрогнула, и по шее девушки побежала тонкая струйка крови из микроскопического разреза. – Вот видишь?
Сцепив зубы, я вернул руку на рукоять. От проскочившей мысли об открытой двери, оставленной за спиной, мне стало неуютно, и сделал пару шагов, смещаясь в сторону.
– Стой спокойно, – тоном преподавателя, успокаивающего непоседливого студента, произнес Скульптор. – Имей терпение. Двадцать минут – и я в полном твоем распоряжении. Закончу только последнюю работу…
– Я же тебя все равно убью, мразь, – процедил я. – Только если ты сейчас сделаешь то, что я говорю – так и быть, просто снесу твою ненормальную башку. Если же ты причинишь ей вред…
– Буду умирать медленно и мучительно? – усмехнулся Скульптор. – Я готов потерпеть ради того, чтобы насладиться искусством в последний раз. Я решил назвать эту работу «Верность». Знаешь, в честь кого?
Я промолчал. Палец на спуске так и чесался. Проклятье, может, я все-таки смогу его уложить, не зацепив Марго? Если поднять прицел выше…
Будто услышав мои мысли, Скульптор нагнулся над девушкой, и провел скальпелем от высокой, крепкой груди, до низа живота. Дерьмо, теперь я точно не смогу выстрелить так, чтобы не задеть ее. Вот ублюдок.
– Отойди от нее, брось скальпель, и я дам тебе уйти, – сдерживая злость, проговорил я. – Даю слово.
Скульптор хмыкнул.
– Знаешь, а твоему слову, наверное, можно верить. Это нас снова возвращает к названию работы. Я назову ее «Верность» в твою честь. Подумать только, столько усилий ради обычной человеческой самки, с которой даже не спишь. Удивлен? Я многое о тебе знаю. Этот парень, Клаус, многое рассказал перед смертью. Наивный придурок настолько сильно поверил в то, что я возьму его к себе, что пел, как птица весной. На Рапсодии, кстати, нет птиц. Не выдержали изменения биосферы. А жаль. Мне иногда не хватает их пения.
Судя по скачущей с темы на тему манере разговора, Скульптор действительно был сумасшедшим, и сейчас у него было обострение. Черт, как там нужно с психами общаться? Поддерживать разговор?
– Это Клаус сообщил тебе координаты убежища?
Псих улыбнулся и кивнул. В его руке появился Скульпторический карандаш, которым он принялся что-то чертить на теле девушки.
– Да. А перед этим – то, что ты отправился на инициацию. Он очень хотел от тебя избавиться. Но не учел, что я не люблю сопляков и предателей. Зачем мне человек, который даже не может взять нравящуюся ему женщину силой и прибегает к предательству, чтобы избавиться от конкурента? Трус и предатель. А предавший однажды – предаст вновь.
Я криво ухмыльнулся. Вот ублюдок рыжий. Сейчас мне его было ни капельки не жаль. Я даже надеялся, что он пожил подольше, когда им занимался Скульптор.
– Я тебе предлагаю еще раз: уходи. Если ты так много знаешь, то должен знать и то, что я держу слово. Я тебя не трону.
– Уходить? – Скульптор поднял голову и меня пробрала дрожь от его взгляда. Очень уж не вязались большие, неестественно голубые глаза с его поведением. Такие могли бы быть у святого или блаженного, но они никак не могли принадлежать двинутому маньяку. – Куда уходить, Алтай?
Я молча смотрел на него. Скульптор же продолжал чертить линии и изгибы на теле девушки.
– Интерфейс отключен. Администрация меня слила. Если даже ты сдержишь слово, я выйду через потайной ход, и избегу встречи с Джаспером и его людьми, которых ты притащил с собой, я все равно мертвец. Меня занесут в вонтед-лист, назначат награду, и остатки жизни я проведу, скитаясь по руинам Лимба и пытаясь спрятаться от охотников. Мне не нравится такая перспектива. Меня больше устраивает погибнуть от твоей руки, но насладиться напоследок любимым де…
Послышался звонкий щелчок тетивы, и Скульптор, прерванный на полуслове, повалился назад. Ну, да. Сложно устоять на ногах, когда у тебя в голове торчит арбалетный болт. Глядя на тело маньяка и входящего в комнату Диса, перезаряжающего мой арбалет, я испытал смешанные чувства. С одной стороны – я был рад, что патовая ситуация разрешилась. С другой – злился, что эта татуированная тварь умерла так просто и безболезненно. И что убил его не я. Мне хотелось рвать его на части и резать на ремни, почувствовать под пальцами его кадык, и медленно сдавливать, периодически ослабляя хватку, и начиная все сначала, до того момента, пока адамово яблоко не захрустит, смятое и раздавленное. Мне хотелось еще раз взглянуть в эти глаза блаженного, и увидеть в них страх и мольбу о пощаде…