— Мы не уверены ни в том, ни в другом, — признался Винсент.

— Что? — недоверчиво спросил Маркус, снова садясь.

Винсент почти машинально оттолкнул его, сосредоточившись на своих мыслях и пытаясь их выразить. — У нее есть очень… — Он сделал паузу, поколебался, а затем попробовал снова… — Скорее, ее разум…

— Скорее чего? — нетерпеливо рявкнул Маркус, снова садясь, но Винсент рассеянно толкнул его обратно на кровать, как будто это было совсем не трудно. «Может, он и исцелился, но, очевидно, еще не восстановил свои силы, если Винсент так легко с ним справился», — подумал он с отвращением, а затем резко взглянул на Винсента, когда тот снова начал говорить.

— Я никогда не умел читать кого-нибудь постарше, какой кажется Дивина, — сказал он, наконец. — Ее ум… — Ну, честно говоря, это странное сочетание почти анальной организации и полной дезорганизации одновременно.

— Как она может быть организованной и неорганизованной? — нетерпеливо спросил Маркус, снова садясь.

— Это странно, я признаю, — сказал Винсент, снова толкая его в кровать, а затем сел на край кровати рядом с ним и оперся локтем на живот Маркуса, как будто это была подушка. Это движение гарантировало, что Маркус больше не встанет на дыбы, что, очевидно, было намерением мужчины. Но при этом он выглядел чертовски довольным собой. — Но я думаю, что это может быть результатом продолжительности ее жизни.

— Продолжительности? — нахмурившись, спросил Маркус. — Сколько ей лет?

Винсент покачал головой. — Не уверен точно, но она старая. У нее в голове остались воспоминания. Она провела свою жизнь, постоянно переезжая с места на место, всегда среди кочевых, смертных племен. Она путешествовала с ву ху, гуннами, мадьярами, цыганами, карни. Он криво пожал плечами, упершись локтем в живот Марка. — Их слишком много, чтобы перечислить всех.

— Попробуй, — сухо сказал Маркус.

— Что еще интереснее, — продолжал Винсент, как будто не произнося ни слова, — так это то, что в каждом разделе или главе ее жизни у нее было свое имя. Теперь, с тех пор как она начала путешествовать с карнавалами, ее зовут мадам Дивайн, и в тот момент, когда она стала Дивиной, она больше не была той, кем была в предыдущей своей жизни. Цыгане звали ее Нури, что значит цыганка, и так она прожила всю свою жизнь, насколько я могу судить.

— Нури, — пробормотал Маркус.

Винсент кивнул. — Насколько она знала, так ее звали, когда она путешествовала с цыганами, и ее прежнего имени и жизни больше не существовало. — Он поджал губы, а потом заявил: — Это почти диссоциативно.

Маркус нахмурился. — Когда вы получили степень по психологии, доктор Фрейд?

— Еще нет степени, — весело признался Винсент. — Но в последние год-два я посещаю вечерние курсы, и за плечами у меня немного психологии.

— Нет ничего более опасного в этом мире, чем немного знаний, — проворчал Маркус.

Винсент театрально вздохнул, демонстрируя свои актерские корни, а затем положил подбородок на ладонь и выгнул бровь. — Поскольку ты явно раздражен, я перейду к фактам. Она в соседней спальне, спит после собственного исцеления.

— Что? — Маркус резко сел, несмотря на вес Винсента. — Исцеление от чего?

— Тебе еще рано вставать, — нахмурился Винсент, когда Маркус отбросил простыни и одеяла и сел на край кровати.

— Пошел ты, — огрызнулся Маркус, оглядываясь в поисках одежды. — От чего она исцеляется?