Пол коридора застелен недавно крашенными досками, стены — покрыты синей масляной краской, создавая «казенное» ощущение. В конце коридора, сквозь приоткрытую, выкрашенную белым, дверь, немного видно кухню — там сейчас кто-то бренчит посудой. От развешанного на просушку постельного белья вкусно пахнет хозяйственным мылом, на двери ванной — потешная табличка с карапузом на горшке.
— Опять Надька на улице белье сушить не хочет! — Вздохнула мама и спросила меня: — Вспомнил?
«Вспомнил?» и «Помнишь?» вообще звучат постоянно, но, увы, ответ неизменен:
— Не помню.
— Ничего, вспомнишь! — Уже привычно утешила саму себя Наталья, мы миновали первую пару дверей, и она открыла незапертую с левой стороны: — Вот мы и дома!
От «дома» я ожидал худшего, но комната оказалась довольно просторной — «квадратов» пятнадцать, если на глазок, и содержала в себе «стенку» с посудой, красно-золотистой расцветки ковер на полу, обитый зеленой тканью диван и односпальную пружинную кровать, застеленную покрывалом с оленями. В проеме «стенки» — новенький телевизор. На подоконнике, рядом с горшком герани — радиоприемник. У кровати — прислоненная к стене сложенная ширма. Создавать личное пространство, так сказать. Помимо всего этого — два стола, на одном — швейная машинка, а второй, похоже, мой, потому что на нем учебники, тетрадки и прочая канцелярия. Еще есть два шкафа — один с одеждой, второй — с книгами, которыми частично «заражена» и «стенка». Словом — вполне уютно! Из окна виден двор — гуляют ребята, вон какой-то рыжий «солнышко» на турнике крутит. Они мне махали, кстати, когда я из такси выгружался — друзья, наверное.
— Ничего, вспомнишь, — Мягко напомнила залипшему в окно мне мама.
— А если и нет — познакомлюсь заново и буду дружить! — С улыбкой заверил я ее.
— Так и будет! — Кивнула она: — Но лучше все-таки вспомнить!
Глава 2
Следующую неделю обживал коммуналку и знакомился с жильцами — из интересных оказалась только та самая Надежда — симпатичная мамина ровесница, и, как оказалось, подруга. Работает медсестрой, поэтому график скользящий — это позволяет присматривать за мной в некоторые дни. Нет, по-прежнему ничего не помню — рассказали. Разведена, воспитывает трехлетнюю дочку Свету — потешная, пузыри носом умеет надувать. Из соплей, да. Помимо них в квартире проживают двое пенсионеров — муж-фронтовик Алексей Егорович и его жена — ветеран тыла Зинаида Матвеевна. Алексей Егорович тоже считает, что «при Сталине такой х*йни не было!». Третий жилец — бобыль-Федор, сорок лет, высок, статен, красив, модно-усат, передовик токарного дела и постоянный экспонат заводской доски почета. На Федора заглядываются все имеющие честь быть с ним знакомыми дамы, но большая часть даже не пытается — репутация «ходока» надежно к нему прилипла. Именно Федору мы обязаны идеально работающей сантехникой, проводкой и смазанными дверьми — мужик, даром что ходок, совсем не против помогать соседям улучшать быт. Судя по лицам мамы и Надежды, обе Федю знали несколько лучше, чем им бы того хотелось. Этого в отцы не берем, но маме не мешаем — для здоровья полезно же.
Вывод пока такой — никакой «блат» мне не светит, если не считать таковым телефонный номер корреспондента «Комсомолки» Семёна, который до сих пор лечится. Придется идти обычным путем — это когда начинаешь с классного руководителя. Кое-что отнести я ему уже могу — вон лежит целая исписанная тетрадка на девяносто шесть листов с аккуратно выведенным маминой рукой на обложке (еще доктора обратили внимание, что мой почерк полностью изменился, причем совсем не в лучшую сторону — а что поделать, если руками писать в той жизни мне почти не приходилось уже много лет?) названием «Миша Добрин и философский камень, роман-сказка, тетрадь первая». Читали всей коммуналкой — слегка адаптированный «Гарри Поттер» понравился всем, кроме Федора, который дома не ночевал, и маленькой Светы — она ничего не поняла, но «сказку» слушала прилежно. Но пока не понесу — ждем вторую тетрадку и моего выздоровления до уровня, когда я смогу пройти пару кварталов — там классрук и живет.
Вторая тетрадка активно мной заполняется прямо сейчас, в положении полулежа на диване — сидеть еще больно. В открытую форточку врывался веселый летний шум, принося с собой теплые запахи тополей и расположенного в доме напротив хлебозавода. Тело пыталось травить душу хандрой — сходи мол, пробздись — но я не поддавался. Друзья Сергея пару раз заходили, сочувствовали, пытались знакомиться заново, но пока коммуникация не наладилась — я в основном молчу и наблюдаю, пытаясь перенимать манеру поведения хроноаборигенов.
С едой, вопреки опасениям, никаких проблем не оказалось — дефицит пока не набрал обороты, и, как минимум в Москве, купить можно если не все что хочешь, то многое. Мама кормила меня котлетами, супами, картошкой, рыбой (в том числе — красной), яблоками, овощами, а однажды даже принесла гранат. Помимо этого, хватало и сладостей — в частности, мое возвращение домой отмечали покупным тортом. Обычные продукты, на мой взгляд, ничем не отличались от аналогов из моего времени, а вот сладости прямо хорошо зашли! Увы — во рту у Сережи обнаружилось целых три пломбы, несмотря на ранний возраст, поэтому придется держать себя в руках — не очень я верю в советскую стоматологию.
— Ну хоть любовь к конфетам ты не забыл! — Ласково потрепала меня мама по волосам, когда я жевал очередного «Мишку на Севере».
Вынырнув из воспоминаний, отложил служащий мне планшетом томик Ленина (седьмой из неполного собрания сочинений, нашедшегося у нас) и аккуратно поднялся. Столь же аккуратно направился к двери — проголодался, а мама вчера сварила просто замечательные щи, которые я сейчас и разогрею!
С кухни доносился мягкий гитарный перебор. Это кто у нас музыкант? Вариантов немного — сегодня вторник, и дома только пенсионеры да отсыпающаяся Надежда, чья дочь сейчас у бабушки — через два дома от нас живет, одинокая, поэтому понянчить внучку всегда рада. Увы, у нее тоже комната в коммуналке, так что переехать в более комфортные условия Надя не может.
Так и есть — за накрытым сильно покоцанной выцветшей клеенкой столом, на табуретке, сидел одетый в растянутые синие штаны и майку Алексей Егорович с инструментом в руках.
— Привет, Серёжка! — Сквозь дымящуюся во рту «Беломорину» поздоровался он со мной.
— Здравствуйте, деда Лёша! — Поздоровался я в ответ так, как научили: — А я и забыл, что вы играть умеете!