— А ну, быстро прячьтесь, — попросил я, опасаясь, что, увидев людей в глухом месте, крестьянин попросту повернет назад. Ваня вместе со стрельцом подхватили десятника под руки, подняли и уволокли в кусты. Я спрятался в кустарнике и ждал, когда подвода подъедет. На облучке сидел один человек, по виду крестьянин.

— Стой! — приказал я, выходя на обочину дороги. Крестьянин натянул вожжи и остановил лошадь.

Мужик был самый что ни есть обычный: бедно одетый в какое-то подобие армяка, в войлочной шапке, доживавшей не первый десяток лет, лаптях. Вид вооруженного человека в блестящем шлеме его смутил, и он тотчас стащил с головы свой колпак. Однако глаза, спрятанные под низкими бровями смотрели не робко, а настороженно, и с подводы он слезать не спешил, видимо, надеясь успеть, если случится нужда, дать деру.

— Здравствуй, добрый человек, — поздоровался я. — Здесь со мной раненые, нужно им помочь, а за беспокойство я тебе заплачу.

Обещание о плате мужик пропустил мимо ушей и уже тронул вожжи, кажется, собираясь погнать лошадь прямо на меня. Пришлось прибегнуть к вескому аргументу, вытащить из-за пояса пистолет. Это моментально подействовало, и тотчас лицо крестьянина сделалось умильно льстивым:

— Как не помочь, конечно, помогу, коли надо! — торопливо сказал он, спрыгивая с облучка на дорогу.

— У тебя есть вода? — первым делом спросил я.

— Как не быть, найдется, — покладисто проговорил он, доставая из-под соломы тыквенную бутыль. — Бери, боярин, пей на здоровье.

— Это не мне. Иван, идите сюда! — позвал, я, не подходя близко к подводе и не сводя с мужика глаз. Почему-то он мне не внушал доверия. Было в его лице что-то ненатуральное, как у ряженого. И выражение лица казалось совсем не крестьянским, можно даже сказать, разбойничьим: быстрый взгляд исподлобья, а в нем решительность и скрытая наглость.

Из кустов показались стрельцы и Ваня. Компания говорила сама за себя. Десятник еле переступал ногами, лопоухий парень выглядел восставшим из могилы, и с ними в довесок деревенский подросток. Да и я, несмотря на все свое вооружение, никак не тянул на могучего бойца.

— Ишь ты, кто это вас так отделал! — опять-таки не по-крестьянски воскликнул возчик.

— Дай водицы испить! — заучено потребовал десятник.

— Возьми у него бутыль, — велел я молодому стрельцу, оставаясь от подводы и странного крестьянина на прежнем, почтительном расстоянии. Почему-то у меня было чувство, что если подойду к нему ближе, то мужику ничего не будет стоить пырнуть ножом. Изо всех нас я единственный мог оказать хоть какое-то сопротивление, остальные были просто легкой добычей.

Между тем лопоухий парень стоял в раздумье, напиться самому или сначала дать воды начальнику. Однако тот решил этот сложный вопрос за него:

— Никола, скорее, — потребовал Васильич, называя стрельца по имени, — не видишь, олух, что я помираю!

Никола помог начальнику опуститься на дорогу и взял бутыль из рук нашего подозрительного крестьянина. Тот ввиду моего пистолета и сабли никаких агрессивных действий не предпринимал, напротив, стал помогать поить десятника. После него напился и молодой стрелец. Оба сразу как-то ожили.

— Дай и мне воды, — попросил я Ваню.

Рында передал мне сосуд, и я, отступив для безопасности на несколько шагов, тоже смочил горло. Оказалось, что и мне больше всего не хватало простой воды. Тогда я припал к горловине и с наслаждением выпил чуть ли не половину бутыли.

Теперь предстояло решить, что делать дальше. Отправлять одних стрельцов с фальшивым крестьянином в Москву было нельзя — воспользуется их немощью и в лучшем случае ограбит, в худшем просто зарежет. Ехать же в город вместе с ними было опасно для меня. Нужно было выбирать что-нибудь половинчатое, потому я спросил ямщика:

— Есть здесь поблизости какое-нибудь поселение?