— Ить, куда? — вновь послышался первый голос.
Тут же Чигирев услышал возню и сдавленный девичий стон. Очевидно, Дарье зажимали рот.
— Ты только молчи, девка, и всё путем будет, — тихо пообещал первый мужик.
Потом послышался звук рвущейся ткани, отчаянное мычание Дарьи и голос второго мужика:
— Ох, как лепо.
Повинуясь безотчетному импульсу, Чигирев вскочил, откинув крышку, выхватил саблю и вывалился из сундука. Прямо перед ним здоровенный детина, стоя позади Дарьи, одной рукой зажимал девушке рот, а другой залез в разорванный ворот сарафана и щупал ее груди. Второй, поменьше, встав спереди на одно колено, задрал ей подол до живота и увлеченно шарил своей лапой между девичьих ног.
Увидев неожиданно появившегося противника, стрельцы отпустили жертву и схватились за сабли. Дарья мышкой юркнула в угол и забилась там, прикрывая руками разорванный ворот сарафана.
— Оставьте ее! — громко приказал Чигирев.
Он уже понял, что избежать гибели или плена ему не удастся, но надеялся привлечь на звук драки других стрельцов, а возможно, и их командиров и таким образом спасти Дарью от насилия. В конце концов, время-то не Ивана Грозного, а нападающие — не опричники. Вряд ли их погладят по головке за насилие, учиненное в доме родовитого боярина.
— Да это же Романов вор, — грозно выкрикнул тот стрелец, что был побольше. — А ну, отдай саблю, а не то убью сей же час.
— Отдам, — пообещал Чигирев. — Только девку не троньте.
— А это мы поглядим, — фыркнул стрелец.
— А ну, прочь отсюда, охальники, — что есть силы заорал Чигирев, двинувшись на своих противников.
Нe то испуганные его самоуверенностью, не то ошеломленные криком, стрельцы бросились вон из комнаты. Инстинктивно Чигирев выбежал за ними, и тут дверь в противоположной стене открылась и в комнату ввалился десяток стрельцов. Первый, судя по одежде и оружию, был командиром. Увидев вошедших, Чигирев остановился. Застыли и стрельцы.
— Вон он, Романов человек! — указывая на Чигирева, заорал младший из стрельцов, только что пытавшихся изнасиловать Дарью. — Держи его!
Стрельцы двинулись на историка, но тот поднял саблю, давая понять, что будет биться до конца. Это заставило нападающих остановиться.
— Саблю положи, — грозно приказал офицер. — Иначе до смерти убьем.
— Прости, сдался бы я царевым людям, — ответил ему Чигирев. — Да стрельцы твои насилье над невинной девкой учинить удумали. Я и вступился.
Почему-то в эту секунду он был убежден, что сейчас погибнет, и твердо решил продать свою жизнь подороже. Офицер сумрачным взглядом обвел несостоявшихся насильников и вдруг зычно крикнул:
— А ну, кто там схоронился, покажись.