— А потом беги. Мы можем все вчетвером уйти в любой из миров, открытых Алексеевым. Если уж вам так приспичило менять историю, попробуйте там, где это еще возможно. Если ты так привязан к этому миру, уходи в Швецию, во Францию, в Англию. Там ты сможешь попробовать применить на практике свои теории…

— Я хочу в России… — прервал его Чигирев. — Здесь и сейчас. Я спасу Отрепьва…

— Не спасешь, — покачал головой Басов.

Его растили как марионетку. Теперь, когда и бояре, и поляки убедились, что кукла пытается играть собственную партию, они постараются ее уничтожить. Как я понимаю, первыми ударят бояре под руководством Шуйских.

— Дмитрий популярен в народе, — возразил Чигирев. — Я смогу создать ему поддержку из низов.

— Не успеешь. Самозванец обречен.

Чигирев тяжело посмотрел на Басова. До сих пор он ощущал себя всезнающим божеством, повелевающим судьбами этого мира. Конечно, у него были враги, на его пути было много препятствий, но все же он думал, что знает и понимает на порядок больше, чем все окружающие. Он словно играл на невиданном компьютере в «стратегию» с невероятной графикой и сложностью сценария. И вот теперь ему встретился противник как минимум равный по силе и возможностям. Человек, не хуже него, а может, и лучше просчитавший все возможные варианты развития событий, все это время сидел по противоположную сторону экрана и делал ответные ходы с одной только целью: разрушить все начинания Чигирева. И вот теперь этот противник полностью свел на нет все усилия историка, вышел из тени и объявил: «Ты проиграл. Выходи из игры, пока не поздно». Чувство обиды и досады овладело Чигиревым. Он зло посмотрел на Басова.

— Почему ты мне не сказал этого раньше? — тихо спросил он. — Еще когда мы поездом ехали из Москвы в Варшаву и я излагал тебе весь свой план повернуть историю здешнего мира? Почему ты молчал?

— А разве ты готов был меня услышать? Кстати, об идее свержения Сигизмунда и провоцировании гражданской войны в Польше ты мне ничего не говорил. Ты собирался сохранить власть для Отрепьева. Но я тебе еще раньше сказал, что это невозможно. Зачем же было повторяться? А когда ты пролез в царские советники и пошел менять историю, мне стало уже не до бесед. Надо было срочно спасать положение. Я его и спас. Ход событий останется неизменным.

Чигирев откинулся на спинку кресла. Продолжать разговор не имело никакого смысла. Басов не намеревался спорить. Он просто ставил перед фактами и выдвигал ультиматум. Неприемлемый ультиматум.

— Где мой сын? — спросил Чигирев. — Ты говорил, что оставил его в Варшаве на воспитание надежным людям. Я могу увидеть его?

— Я оставил его в Варшаве на воспитание хорошим людям, — эхом отозвался Басов. — Как ты и хотел, он воспитывается в западной традиции. Могу даже сказать, что растет он под именем Янек Чигинский. Неплохая трансформация для Ивана Чигирева? А сможешь ли ты его увидеть, зависит от твоего ответа.

— Что за условия ты мне ставишь? — вскипел Чигирев.

— Никаких условий. Я просто хочу добра и тебе, и ему. Если ты захочешь уйти в другой мир или бежать во Францию или Англию, ты вполне сможешь забрать с собой сына. Но если ты решишь остаться в игре и вернуться в Москву, то ребенок окажется заложником у поляков. Ведь нельзя же везти его в Москву, где скоро может начаться резня. Ты слишком заметная фигура в московской политике, чтобы Сигизмунд, а вернее, Сапега не воспользовался твоим сыном в игре против тебя. В этом случае для тебя и для него лучше сохранить тайну его происхождения.

— Вот как, — протянул Чигирев. — И здесь меня обложили. Ну так знай, пан Басовский, я не отступлюсь. Я помогу Отрепьеву остаться на троне. Это будет новый шанс для России. И не смей мне мешать, а то я…

— Да валяй, — криво усмехнулся Басов. — Не буду я тебе мешать экспериментировать. Только если опять попытаешься нарушить баланс сил здешнего мира, снова получишь по ушам. В этот раз жестче. Второе предупреждение всегда болезненнее.

Он поднялся и зашагал к двери.

— Да кто ты такой, чтобы определять, как должен жить весь здешний мир? — крикнул ему вслед Чигирев.

— Сам еще не понял? — бросил Басов и вышел из комнаты.

Остаток бала прошёл как в бреду. Чигирев слонялся по залам, наблюдая за танцующими, потом пировал с остальными придворными. Люди из русского посольства во главе с Афанасием Васильевым сидели за отдельным столом, ели грязно, руками, и заслужили презрительные взгляды и колкие замечания польских придворных. Впрочем, Чигиреву было уже всё равно. Только теперь он в полной мере осознал, что разработанный им план находится под угрозой срыва. Еще несколько часов назад он полагал, что успешно довел свою интригу до середины. Рокош в Речи Посполитой разрастался, заговор по замене Сигизмунда Отрепьевым ширился, и если бы удалось убедить московских бояр, что восхождение Лжедмитрия на польский престол реально, они могли бы отложить роковое решение о свержении самозванца. Ведь объединение Московии с Речью Посполитой сулило им немалые выгоды. А потом власть Отрепьева укрепилась бы, и можно было бы начинать запланированную реформацию. Но теперь… Если Басов сказал правду, то рокошане вскоре потерпят поражение, и события пойдут по тем рельсам, с которых их так упорно пытался свернуть историк. И уже совсем немного времени оставалось до рокового мая, когда должен был расстаться с жизнью Юрий Отрепьев, монах-расстрига Григорий — последняя надежда России на прекращение еще только набиравшей обороты смуты.