Южная Африка вспоминается ещё превосходной речью о нашей экспедиции, которую произнёс Джон Ксавье Мерримэн, и репликой одного из наших матросов в адрес некоего официанта Джона, подававшего ему на берегу обед: «
На рассвете мы распрощались с Саймонстауном, весь день вели магнитные наблюдения, вечером же при выходе из Фолсбея попали на довольно большую зыбь. Но хорошая погода удержалась, мы шли на юг, и только в воскресенье утром в судовом журнале было зафиксировано волнение в 8 баллов и быстрое падение барометра. К ночной вахте уже дуло вовсю, и часов тридцать мы шли под зарифленными фоком, марселями и время от времени брали рифы на брамселях. Многих укачивало.
Последующие два дня выдались сравнительно тихими, но затем налетел страшный шторм с востока, что случается крайне редко в этих широтах (между 38 и 39° ю. ш.). Нам не оставалось ничего иного, как перевести машины на самый малый ход и идти севернее по возможности ближе к ветру. В ночь на пятницу 9 сентября сила ветра достигла 10 баллов, волны захлёстывали подветренный борт, и утренняя вахта получила сильные впечатления.
В субботу 10 сентября сразу после завтрака мы сделали поворот фордевинд, но шторм вскоре стих и весь день шёл дождь, почти без ветра.
Не скучала и утренняя вахта во вторник 13 сентября. Поднявшийся шторм обрушился в тот момент, когда она брас
Огромная зыбь — столь частое явление на этих широтах — представляет собой замечательное зрелище, и лучше всего его наблюдать с палубы такого небольшого судёнышка, как «Терра-Нова».
Вот судно поднимается на гребень огромной водяной горы, от следующего такого хребта его отделяет не менее мили, а между ними простирается долина с покатыми склонами. Одни волны вздымаются гигантскими округлыми валами, гладкими как стекло; другие закручиваются барашками, оставляя за собой молочно-белые пенящиеся узоры. Поразительное впечатление производят эти обрушивающиеся волны: вот одна догоняет судно, и на какой-то миг представляется, что нет ему спасения — она неизбежно поглотит его, но уже в следующий момент кажется, что, вознесённое высоко вверх, оно рухнет в бездну, над которой словно повисло в воздухе, и погибнет в морской пучине.
Но волны такие длинные, что не только не опасны, но вообще не причиняют никакого вреда, хотя качает «Терра-Нову» изрядно: крен постоянно не меньше 50°, а иногда и 55° на каждый борт.
Кому приходилось туго, так это кокам, которым надо было на полсотни людей наварить еды в тесном кубрике на открытой палубе. Попытки бедняги Арчера испечь хлеб частенько заканчивались сточным жёлобом, куда выплёскивалось тесто; недаром случайный перезвон корабельного колокола породил поговорку:
«Умеренная качка раскачивает колокол, сильная — кока».
В воскресенье 18 сентября в полдень мы находились на 39°20′ ю. ш., 66°9′ в. д. после очень хорошего для «Терра-Новы» перехода: за сутки она проделала 200 миль. Теперь только два дня перехода отделяли нас от Сен-Поля, необитаемого острова, руин древнего вулкана; его кратер в виде подковы образует почти полностью закрытую гавань. Мы надеялись сойти на берег и произвести научные наблюдения, хотя высадиться там не так-то просто. Взволнованные возможностью ступить на сушу, в понедельник мы прошли ещё 200 миль, а во вторник энергично готовились к высадке с необходимым оборудованием.
Назавтра в 4.30 утра все поднялись наверх, чтобы спустить паруса и обойти кругом остров, который уже был виден. Погода стояла ветреная, но не плохая. В 5 часов утра, однако, ветер посвежел, а когда мы спустили паруса, стало ясно, что о посещении острова нечего и мечтать. К тому времени, как мы наконец зарифили фок и пошли фордевинд под зарифленным фоком и марселями, нам уже было тошно смотреть на паруса.
Мы проплыли достаточно близко от острова и могли хорошо разглядеть кратер и вздымавшиеся из него утёсы, поросшие зелёной травой. Деревьев не заметили, из птиц видели лишь обычных обитателей этих морей. Мы-то надеялись, что в это время года на острове гнездятся пингвины и альбатросы, и невозможность высадиться сильно нас огорчила. Высота острова 860 футов, и для своих размеров он довольно обрывист. Длина его составляет приблизительно две мили, ширина — одну.
На следующий день все свободные руки были привлечены к переброске угля. Тут следует пояснить, что до того времени угольные ямы, расположенные по обе стороны топок, наполняли добровольцы из числа офицеров.
В июне 1910 года в Кардиффе мы приняли на борт 450 тонн угля, поставленного компанией «Кроул Патент Фьюэл».
Уголь был брикетный, что оказалось очень удобно: его прямо руками перебрасывали из трюмов через люк бункерного отсека, соединявший его с кочегаркой. Постепенно куча угля уменьшалась, и люк оказался выше неё. Между тем именно брикетный уголь предназначался для выгрузки в Антарктике. Поэтому всё, что от него осталось, решили перебросить ближе к корме и сложить у переборки машинного отделения, на месте угля, уже сожжённого в топках. Таким образом мы избавлялись от пыли, проникавшей сквозь неплотно пригнанные доски пайола и забивавшей помпы, и освобождали трюмы для последнего груза из Новой Зеландии, а в Литтелтоне уголь можно будет загружать через главный трюмный люк.
Тем временем шторм, поднявшийся шесть дней назад и не давший нам высадиться на берег, стих. Миновав остров Сен-Поль, мы погасили огни в топках и шли только под парусами.
За два дня проделали 119 и 141 милю соответственно, но затем почти заштилело и нам удалось покрыть за день всего лишь 66 миль.
В четверг 27 сентября к вечеру переброску угля закончили и отпраздновали это событие ужином с шампанским. Одновременно были разведены пары. Скотт торопился, да и остальные тоже. Но ветер не собирался нам помогать; несколько дней он дул навстречу, и только 2 октября мы сумели в утреннюю вахту поднять все паруса.
Отсутствие западных ветров в районе, где они обычно дуют с особенной силой, доставляя морякам большие неудобства, Пеннелл объяснил тем, что мы плывём в зоне антициклона, за которым по пятам следует циклон. Вероятно, двигаясь под машиной, мы идём с той же скоростью, что и циклон, то есть в среднем делаем 150 миль в день.