Похоже, она его даже не заметила. Хриплый от слез голос вырывался из горла и разносился по комнате, твердя о безутешном горе:

– Я любила его, а он умер – остались одни косточки. Я любила его, а они забрали его у меня. Где он? Где он? Умер – остались одни косточки. Умер – остались одни косточки. Где он?

Еще больше людей скорчились в рыданиях.

Скорбь сделала шаг к брату, опрокинув по пути столик. Когда она говорила, ее голос звучал скорее как ветер, гуляющий в кронах деревьев, чем как человеческий:

– Я любила его, я любила его, а он умер – остались одни косточки. Я любила его, а они забрали его у меня. Где он? Где он? Умер – остались одни косточки. Умер – остались одни косточки. Мой отец забрал его. Мой брат убил его. Где он? Умер – остались одни косточки. Умер – остались одни косточки.

– Ты же не этого хочешь, – сказал Северин. – Ты не должна этого делать. Сестрица, умоляю. Не неволь меня пытаться тебя остановить.

Скорбь двинулась вглубь комнаты, Хэйзел с Северином шли по обе стороны от нее. Люди завопили. Миссис Киртлинг в панике бросилась прямо наперерез чудовищу. Длинная рука с пальцами-прутиками протянулась и отодвинула ее, как щетка, сметающая паутину. Но это незаметное движение впечатало миссис Киртлинг в стену. По обеим сторонам от нее треснула штукатурка, и женщина со стоном осела на пол.

Через образовавшуюся трещину в комнату хлынули мох и плесень – словно вода в лодку, давшую течь.

Еще одна женщина начала откашливаться грязью.

Не имея представления, что ей делать, Хэйзел ударила чудовище саблей.

Всю свою жизнь она слышала о чудовище из самого сердца леса. Она воображала, что как только оно будет убито, феи снова станут озорными и волшебными.

Хэйзел представляла это столько раз, что даже сейчас, когда знала, что нет никакой надежды, какая-то ее часть верила: попав в чудовище, клинок нанесет ему глубокую рану.

Сабля не оставила вообще никакого следа, но вынудила Скорбь повернуться к девушке и потянуться к ней длинными пальцами. Хэйзел увернулась, почувствовав легкое прикосновение сухих листьев и запах свежевскопанной земли. Увы, она оказалась недостаточно проворна, и Скорбь ухватила ее за волосы. Несколько выдранных прядей, искрясь, проплыли по воздуху. Продолжая удерживать Хэйзел за волосы, чудовище швырнуло ее на диван. Сабля вылетела из рук девушки, громыхнув об пол.

Превозмогая боль, Хэйзел заставила себя встать. Голова раскалывалась, кости скрипели, словно больше не были скреплены друг с другом. Но Хэйзел все равно дотянулась до сабли, подняла ее и повернулась к чудовищу.

Северин прыгнул Скорби на спину, ухватившись за ветви и лозы, но она стряхнула его и обрушила на брата новый удар. Принц откатился и поднялся на ноги, двигаясь с такой быстротой и уверенностью, которых Хэйзел раньше не знала. Его клинок взметнулся в воздух. Он был великолепным фехтовальщиком. И все же его лезвие отскочило от Скорби, а она снова сбила его с ног.

Это произошло как раз в тот момент, когда мистер Гордон сбежал по лестнице с зажатым в руках охотничьим ружьем. Он пристроил приклад к плечу и, глядя в прицел, навел оружие на Скорбь.

– Пожалуйста, нет! – прокричал Северин с пола, но Хэйзел не была уверена, что мистер Гордон его услышал. Он спустил курок.

Выстрел огласил комнату, как раскат грома. Хэйзел качнулась. Однако пуля отскочила от коры чудовища, будто камешек, брошенный ребенком. Скорбь развернулась и пошла на мистера Гордона.

Картер заслонил отца, замахнувшись подсвечником, но существо тут же обхватило его своими длинными пальцами. Хэйзел бросилась к ним, ударив Скорбь саблей по спине. Чудовище, похоже, этого даже не заметило.

– Эй! – закричал Джек, а потом брызнул чем-то на Скорбь.