Маус попытался зайти с другой стороны.

— Дело в том, что… может, мне лучше отправиться в Саратога-Спрингс, залечь там на дно и провернуть для вас кое-какие дела на севере? — Маус имел в виду казино, принадлежавшие Лански в северной части штата, вроде местечка Пайпинг-Рок. Он был бы не против несколько недель выполнять непыльную работенку, даже обслуживать игорные столы, пока история с Тутлсом не забудется. — Я хочу сказать, мистер Лански, я делаю неплохие деньги. Что, если меня кокнут при попытке спасти эту жидовню…

Маус был отнюдь не уверен в том, что ему хочется спасать чьи-то жизни. С другой стороны, к этому его подталкивали обстоятельства, а теперь на него еще давили деньги в портфеле у ног Лански. Причем, большие деньги, и ему наверняка кое-что из них причитается, коль ему ради них придется рисковать собственной жизнью. А уж чего, а сообразительности ему не занимать, чтобы понять, чем все это может для него закончиться. Ему нужно заботиться о матери. Его двенадцать тысяч в год — разумеется, немалые деньги — растают как дым, если какой-нибудь нацист пустит пулю ему в голову. И что тогда будет с его старенькой «муттер»?

Лански был человеком неглупым. Он прекрасно понимал, к чему клонит Маус.

— Я тебе вот что скажу, Леонард. Ты получишь премию, если все сложится удачно.

— Премию, мистер Лански?

Лански посмотрел на него из-за сложенных домиком ладоней. Маус на мгновение заглянул в его глаза, похожие на замерзшие озера.

— Три тысячи, если ты справишься и спасешь наших людей, — пообещал Лански. Маус услышал некий намек в словах «наши люди» и напомнил себе, что в присутствии Маленького Человечка не стоит употреблять словечки типа «жидовня». Мейеру оно пришлось не по вкусу, хотя сам Маус не видел в нем ничего оскорбительного, особенно, если ты сам таковым и являешься. Совсем другое дело, если тебя так называет какой-нибудь гой. Еврейчиком, жидком или пархатым. — Это жалование за три месяца. Леонард. Если ты захочешь, то сможешь купить домик для матери. — Мейер Лански, похоже, был в курсе всего на свете, но откуда ему известно о том, что Руфь Вайс мечтает о домике с собственным садиком?

Три тысячи. Черт побери. Совать шею под нож ради каких-то паршивых трех тысяч? Но есть ли у него выбор? Он ведь ликвидатор Мейера Лански и делает все, что ему прикажут. Иначе он закончит жизнь, как Кид Твист, вылетевший из окна гостиничного номера с высоты шестого этажа.

И тогда Маус зашел с последнего козыря, все еще надеясь остаться в стороне.

— Этот Каген. Я ему не доверяю, — сказал он. — Я думаю, что при первой же удобной возможности он пустит мне пулю между глаз и прихватит все денежки. — Это была не совсем ложь, во всяком случае, он не слишком покривил душой, говоря о своем подозрительном отношении к одноглазому. Он провел всего несколько минут в обществе этого человека, и моментально почувствовал к нему неприязнь.

— Именно поэтому тебе и придется проявлять максимальную осторожность, Леонард, — улыбнулся Лански. — Тут уж ничего не поделаешь. Ты же слышал Питера. Дело нужно закончить к концу месяца. Каген — солдат. У него есть боевой опыт. Он знает, что нужно делать.

Маус позволил себе усомниться в последних словах босса. Ведь еще никто не осмеливался браться за операции подобного рода. Каген отвечает за все, сказал Лански, по всей видимости, решив, что вопрос закрыт, хотя, по правде говоря, это было не совсем так.

— Слушайся его, но не спускай с него глаз. Будь осторожен, понимаешь? — Мауса чрезвычайно утомляла манера Мейера Лански разговаривать с ним, как с неразумным ребенком, но он неизменно подыгрывал Маленькому Человечку.

— Я все понял, не волнуйтесь, мистер Лански. Он будет отдавать приказы, но деньги будут у меня. Я буду постоянно следить за ним. Глаз с него не спущу. Ни на секунду.

— Сначала вы отправитесь в Лондон, ты и Каген. Затем оттуда переберетесь в Голландию. В Лондоне свяжешься со мной. Сразу как приедешь — отправишь мне телеграмму. Не забывай, что англичане следят за всеми телеграфными отправлениями, так что будь осторожен, подбирая слова. Ты меня понял? Никто не должен ничего понять, кроме меня. — Маус кивнул, и Лански потянулся за телефонной трубкой. Разговор был окончен. Маус встал и направился к двери. Однако, как только он взялся за дверную ручку, Лански позвал его по имени. Маус обернулся.

— Когда вернешься, получишь новое задание. Тебе все ясно? — Маус кивнул. — Надеюсь, ты понял мой намек, а, Маус? — обратился к нему Лански, причем, впервые по кличке. — Даже не пытайся наложить лапу на эти денежки. И не вздумай никуда исчезать, Маус. — С этими словами Лански улыбнулся своей коронной, еле заметной улыбочкой.

Маус снова кивнул. Не иначе как Лански умел читать чужие мысли. Потому что, положа руку на сердце, он уже успел продумать и такой вариант.

Хорст Пройсс стоял посередине амстердамской улицы Плантаге Мидденлаан и слышал, как в здании «Еврейского театра» завывают и причитают евреи. Их загнали сюда примерно час назад, и они все равно продолжали выть и причитать, причем так громко, что их было слышно даже на улице.

День уже с раннего утра обещал быть хорошим, теплым и безоблачным. Пройсс посмотрел на небо, пытаясь не обращать внимания на долетавшие до него еврейские стенания. Интересно, подумал он, какая сейчас погода в Вене? А что сейчас делает Марта? Он посмотрел на часы. Наверное, одевается и собирается на работу.