Глава 3

Прошло несколько дней, как я перебрался жить в дом Полузубого. И я не сразу сообразил, что кошмары не приходили с той ночи, когда я увидел лицо невидимого человека. То ли Тулле или тот, кто надел его личину, не мог отыскать новый ночлег, то ли бритт изматывал за день меня так, что не было сил на сны.

Пожалуй, впервые я вдоволь дрался с высокорунными противниками. Прежние схватки с Альриком — не в счет. Хёвдинг не мог так много времени тратить на меня одного, да и вообще на учения. Тут же я мог сражаться с утра до вечера, причем с разными людьми. У каждого бритта был свой дар, своя манера вести бой, свое излюбленное оружие. Даже однорукий, едва переучившийся держать оружие в левой руке, и тот сумел меня удивить.

И все эти калеки подбадривали меня, даже когда я валялся в грязи, так и не сумев нанести ни одного удара, подсказывали, как лучше бить и когда уклоняться. И ни один ни разу не сказал ни слова насчет Эйлид. Видать, мне одному она так нравилась. Вернее, нравилась-то она многим, да никто и не думал расстраиваться из-за того, что она нырнула под одеяло жреца.

Да и было у них не всё ладно.

В тот день, когда она понесла в его дом вещи, все слышали, как он громко выговаривал ей на малахском и не хотел пускать внутрь, но она умолила. Вот прям выпросила. И потом нет-нет да и долетали их ссоры. Чаще всего кричала она. Я прямо видел, как жрец спокойно и нудно выговаривает ей, а она вспыхивает на ровном месте, бьет плошки или ломает перья. Хотя нет. Если малаха окажется настолько дурой, что испортит перья жреца или нарисованные крючки, он ее тут же выставит.

А я и злорадствовал, и злился одновременно. Она сама, дура, виновата. Но ведь прикипела к жрецу, ведь терпела его привычки, а он зачем-то терпел ее дурной нрав, хотя даже не любил. А, может, уже и любил. Может, он мне тогда врал.

— Да не прыгай ты, как козел! — кричал Полузубый, наблюдая за моим сражением с Одноглазым. — Сверху особо не увернешься! По низу иди, по низу. Силенок не хватает, так умом бери! Хотя откуда ж у норда ум возьмется?

Я стиснул зубы и сделал, как он сказал: чуть присел и пошел ужом, выжидая момент. Одноглазый, как всегда, не спешил и не атаковал, лишь отбивался. Если я хоть раз стукну его, уже подвиг будет.

Резкий свист!

Мы замерли. И Одноглазый огромными прыжками бросился к ограде, за ним остальные бритты. И я.

Взлетел на насыпь, подтянулся на изгороди и посмотрел наружу. А там на фоне жухлой коричневой травы полыхала рыже-алая голова Фарлея. А за ним в длинных кафтанах из выделанных шкур стояли знакомые до боли лица. Ульверы! Братья!

Я разглядел Альрика в белом плаще, рядом Вепрь, Энок, Аднтрудюр… Все наши! Все живы! Даже Эгиль Кот и Херлиф были с ними. Только Тулле не было.

— Эй, глянь! И вправду жив! — выкрикнул Энок, неизвестно как разглядев мою макушку из-за ограды. — Кай тут! Безумец ты наш ненаглядный!

А с ними были и другие парни, наверное, бритты. Я узнал только Леофсуна.

— Твои? — спросил Полузубый.

— Мои. Только рыжий — ваш. Видишь, безрунный он.

Полузубый на бриттском спросил что-то насчет волков в лесу, и Фарлей ответил целой тирадой, из которой я уловил далеко не все. Обменявшись еще несколькими фразами, бритты договорились, и ворота были открыты, а бревно перекинуто через ров.