— Дя-дюш-ка-а… — прохрипел он. — По-моги-и-и…

На его белой полной шее полыхал яркий багровый рубец.

Полковник и Мигель подхватили пострадавшего под мышки, волоком оттащили в глубокое кресло в углу кабинета, и полковник лично отправился на первый этаж за пледом, а Мигель опустился перед креслом на колени.

— Что случилось? — жестко спросил он. Сеньор Ансельмо со стоном приподнял подбородок и показал охватывающий горло широкий, стремительно темнеющий и уже почти фиолетовый рубец.

— Это я уже видел, — кивнул начальник полиции. — Вас душили. Но вы его хоть опознали?

— Не-ет, — сипло выдавил сеньор Ансельмо. — Н-но… он… б-был б-большой… очень.

— Насколько большой?

Сеньор Ансельмо поднял руку вверх так, словно хотел дотянуться до головы стоящего за спиной душителя.

— В-вот… т-такой. Оч-чень… сильный.

Мигель прикинул, что сеньор Ансельмо и сам был немаленький. Какого же роста тогда должен быть преступник?

— Вы не ошиблись?

— Н-нет! — отчаянно замотал головой сеньор Ансельмо. — Я р-рукой его в-волосы чувствовал… в-вот здесь.

Мигель недоверчиво покачал головой: таких рослых мужиков у них в городе не было.

«Неужели приезжий?»

Такого в их городе тоже пока не случалось. Да и удавок никто никогда не применял… наваха — да, вилы, топор — случалось, но чтобы удавка? По крайней мере, в полицейских архивах подобных прецедентов не значилось.

Мигель встал с колен, подошел к письменному столу полковника, взял электрическую лампу и осторожно поднес ее к лицу сеньора Ансельмо.

— Вы позволите?

Сеньор Ансельмо приподнял голову.

— К свету развернитесь, пожалуйста…

Рисунок рубца ему остро что-то напоминал… но что?