Он, конечно, немного пах, но Себастьян знал, что запах исчезнет, когда протрубит труба архангела. Главное, остаться незамеченным сейчас.

Но когда Себастьян на удивление быстро, в течение двух-трех часов, доставил тело к мосту, он обнаружил, что опоздал. На этом, со стороны города, берегу лежали и сидели за камнями люди с черно-красными бантами и флагами, а на том, со стороны усадьбы, виднелось множество солдат в зеленоватой военной форме.

Он удивленно всхлипнул и принялся ждать, но прошла ночь, за ней день, потом еще ночь, с обеих сторон все время лениво постреливали, а затянувшееся противостояние так ничем и не разрешалось. Укрытый ветками покойник распухал все сильнее и привлекал к себе мух со всей округи, а мост так и оставался недоступен. И тогда садовник пожал плечами, сбросил мешавшие проходить сквозь кусты ветки и осторожно, стараясь не перевернуть тачку, стал спускаться к реке.

Сопровождаемый вибрирующей черно-зеленой тучей и почти беспрерывной ленивой перестрелкой, на глазах у совершенно ошалевших от такой наглости анархистов, он выкатил тачку с телом к мосту и, гремя колесами по рассыхающимся доскам, повез необычный груз на ту сторону реки.

Выстрелы умолкли почти сразу. И солдаты, и анархисты очумело смотрели, как спокойно и важно рассевшийся в садовой тачке усыпанный орденами и окруженный тучей зеленых мух капитан пересек линию фронта, свернул на глубокую козью тропу и растворился в зарослях ивняка. И лишь когда спустя минуту или две шок прошел, анархисты вдруг поднялись во весь рост и, не обращая внимания на растерянный, беспорядочный огонь с той стороны, пошли в атаку.

Когда Себастьян подготовил могилу и аккуратно, по уже сложившейся традиции, сидя, похоронил капитана Гарсиа, стреляли почти совсем рядом.

Себастьян прислушался и предпочел благоразумно убраться подальше в сад. У него была еще уйма работы, а теперь, когда он закончил стричь лавровую аллею для сеньора Пабло, достойно похоронил капитана и начал продумывать расположение растений второго плана, выстрелы скорее отвлекали, чем помогали творить. Но потом в саду появился человек с охотничьим, обвязанным красно-черным бантом ружьем, и Себастьян был вынужден прервать работу — так далеко в сад чужие еще не заходили.

Человек был небрит, оборван, массивен и коренаст. Он расхаживал с уложенным на плечо ружьем вдоль по лавровой аллее и, недоуменно глазея по сторонам, курил тонкую ароматную сигаретку — именно такие начала курить после смерти отца сеньора Тереса.

Себастьян высунулся из кустов и принюхался — это определенно были те самые сигареты. А ружье… он вгляделся и задумчиво почесал затылок — это было чудом избежавшее реквизиции старинное кремневое ружье старого полковника. Именно с этим ружьем ныне покойный господин некогда бегал по усадьбе, шаркая ногами и бессильно грозя всех перестрелять.

Садовник не знал, как все это объяснить, и даже когда от дома Эсперанса донесся протяжный женский крик, у него и в мыслях не возникло пойти и вмешаться в господские дела — за это всегда наказывали, и наказывали сурово. Но затем совсем неподалеку зашумели, загоготали и, судя по звуку, разорвали что-то полотняное, и Себастьян не выдержал и высунул нос из кустов.

Прямо вдоль по аллее огромный гогочущий бородач силой тащил сеньориту Долорес. Девушка вырывалась, кричала, плакала, но это, похоже, только раззадоривало бородача, и с каждым шагом он становился только веселее и веселее.

Сеньорита Долорес рванулась еще раз, оставила в руках бородача изрядный кусок платья и помчалась вдоль по аллее. Себастьян испуганно снова спрятался в кусты, а когда выглянул, ее уже снова поймали и силой тащили прямо к нему.

Себастьян замер. Он очень рассчитывал, что все как-нибудь обойдется. Появится сеньор Сесил или сеньора Тереса, и бородач поймет, что ошибся и что с благородной сеньоритой так поступать нельзя. Но никто не приходил, а бородач все приближался.

Он подошел совсем близко и теперь просто подхватил брыкающуюся сеньориту Долорес и, гогоча и выбирая взглядом удобное место, прорывался сквозь линию кустов — прямо напротив Себастьяна. Скользнул взглядом по нему, на секунду удивился, а потом рассмеялся и потянулся к висящему на поясе ножу.

Себастьян испугался так сильно, что у него подогнулись колени, и, словно отталкиваясь от этого кошмара, он выбросил руки вперед, и его отточенные до состояния бритвы садовые ножницы вошли бородачу в живот.

Мужчина выкатил глаза, что-то пробормотал, недоуменно посмотрел вниз, на мгновенно ставшую бурой рубаху, покачнулся, выпустил сеньориту Долорес и повалился лицом вниз.

Сеньорита Долорес всхлипнула и судорожно прижалась к ногам садовника. Он опустил голову и посмотрел на свою госпожу, а затем снова на раскинувшего руки, словно в попытке обнять всю землю, бородача.

— Эй! Висенте! Тебе помочь?! — захохотали неподалеку.

Себастьян повернул голову на крик. Вдоль по аллее двигался тот самый чужак с обвязанным ленточкой охотничьим ружьем сеньора полковника. Его голова плыла над кустами, как огромный спелый плод, и, когда этот плод поравнялся с садовником и замер, пытаясь понять, что случилось с Висенте, Себастьян, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, вытянул руки вперед и сделал стригущее движение.

Лезвия ножниц сомкнулись на удивление легко, намного легче, чем даже при стрижке старых сухих веток. Чужак захрипел, попытался повернуть голову, и она странно заломилась набок, и мгновенно открывшийся разрез брызнул в лицо Себастьяну мощной алой струей.