— Да, — признался он. — Я пытался стать на его место, старался думать, как разгневанный агитатор, но все равно хладнокровное убийство невинных людей не укладывается в голове. В пылу мятежа или забастовки можно напасть на полицейских. Я не оправдываю такое поведение, но по крайней мере могу понять, как искажается образ мыслей человека. Однако безжалостные нападения на обычных людей… бессмысленная жестокость.

— Может, это душевнобольной? Сумасшедший?

— Возможно. Но для ненормального он слишком честолюбив и методичен. Это не нападения под влиянием порыва. Они тщательно обдуманы. И так же тщательно он планирует отход. Если это и безумие, то под строгим контролем.

— Может быть, он анархист?

— Думал над этим. Но зачем убивать столько людей? На самом деле, — задумчиво продолжал Белл, — похоже, он сознательно сеет ужас. Но что он от этого выигрывает?

Марион ответила:

— Публичное унижение Южно-Тихоокеанской железной дороги.

— Ну, этого он, несомненно, добился, — сказал Белл.

— Может, вместо того чтобы думать как радикал, анархист или безумец, ты должен думать как банкир.

— О чем ты?

Он не понимая смотрел на нее.

Марион ответила ясным спокойным голосом:

— Подумай, во что это обходится Осгуду Хеннеси.

Белл задумчиво кивнул. Ирония необходимости «думать как банкир» не укрылась от человека, который ушел от обязательной карьеры в солидном семейном банке. Он коснулся щеки девушки.

— Спасибо. Теперь мне есть над чем поломать голову.

— Я рада, — ответила Марион и насмешливо добавила: — Предпочитаю, чтобы ты ломал голову, а не лез под пистолет.

— А я люблю перестрелки, — тоже насмешливо отозвался Белл. — Они обостряют мысль. Хотя сейчас мы, возможно, говорим не о перестрелке, а о фехтовании.

— О фехтовании?

— Это очень странно. Он убил и Уиша и еще одного человека чем-то вроде шпаги. Вопрос в том, как ему удалось это сделать, когда у противника револьвер. Спрятать рапиру невозможно.

— А может, шпага в трости? Многие в Сан-Франциско носят такие трости для самозащиты.