— Да, это я.
— Что стряслось?
Заботливый тон его голоса действовал успокаивающе и помогал подавлять страх, столь хорошо знакомый ей по прошедшим годам. Она так надеялась, что этот страх никогда больше не вернется, но напрасно. Трубка в ее руке увлажнилась от пота. Слова душили ее.
— Это опять началось… — Голос ее дрожал. Чтобы не упасть, Габриела прислонилась к стене.
— Я заеду за тобой? Где ты?
— Нет. — Как ни была она напугана, но перекладывать свою ношу на другого не хотела. Она должна справиться сама — уж этому-то по крайней мере она научилась. Кровь бешено стучала в висках, Габриела заставила себя открыть глаза. — Нет, я сама к тебе приеду.
Дрожащей рукой она повесила трубку. Следовало быть сильнее и не обманываться ложной надеждой на то, что видения никогда не вернутся. Теперь ей придется сражаться в этой битве точно так же, как и во всех прежних, — в одиночку.
Схватив сумочку, Габриела метнулась к двери.
На улице на нее обрушился настоящий ливень. Втянув голову в плечи, она побежала к своему «шевроле», огибая на бегу черные лужи и маленькие озерца размокшей вязкой грязи. Вода потоками струилась вдоль тротуаров и с гулким плеском стекала в канаву чуть ниже по улице. Одним прыжком перемахнув через ручей, Габриела нырнула в машину и, пока разогревался мотор, успела как следует вытереть мокрое от дождя лицо.
Ей вспомнилось, как год назад, когда видения временно прекратились, она вдруг почувствовала себя словно голой. Должно быть, примерно то же ощущает мужчина, обнаружив, что начинает лысеть, — полнейшую беспомощность.
Габриела уронила насквозь промокший платок на пол. Да, с видениями все обстоит именно так: она бессильна остановить их. И хотя ей страстно хочется жить как все, учить своих учеников, она и впредь обречена разделять боль и потрясение жертв насилия, непрестанно гадать: за что, за что ей это наказание?
Раздался оглушающий раскат грома. Облетевший дуб справа по обочине превратился в небритого темноволосого мужчину со злобными зелеными глазами. Он рыгнул, и Габриела чуть не задохнулась от пивного перегара. Сверкнула молния, и видение исчезло так же неожиданно, как и возникло. Вся дрожа, она приоткрыла окно, и в машину резко ворвалась струя свежего воздуха. Ветер стонал и завывал в ветвях дубов, окаймлявших полоску газона перед окном. Корявые переплетающиеся сучья казались скопищем ухмыляющихся чудовищ, гротескных и таящих угрозу.
— Боже, помоги мне! — прошептала Габриела. — Я падаю в бездну!
В магазинчике на углу улицы раздался длинный протяжный гудок, и девушка нервно вздрогнула. Ища успокоения в обычных повседневных картинах, она крепко вцепилась в руль, следя, как за лобовым стеклом мерно двигаются туда-сюда дворники. Над магазинчиком переливалась желтыми огнями реклама, гласившая: «Два литра кока-колы за доллар и двадцать девять центов». Мимо автомобиля Габриелы, разбрызгивая воду из-под колес, промчалась машина и резко остановилась у магазина. Из окна ее высунулся парень и крикнул другому, только что появившемуся в дверях:
— Эй, Джимми, давай пошевеливайся, приятель!
Прежде Габриела не встречала этих ребят, но в тот момент она знала все их мысли и чувства, просто физически ощущала их. Джимми опаздывал на баскетбол. Тот, что высунулся в окно машины, дразнил его — мол, пропустит начало матча.
Нет, она не могла обрести успокоения.
Перед ее мысленным взором снова предстал образ той маленькой девочки. Габриелу вновь охватил страх, чувство безысходности и заброшенности, будто ее предали. Как можно игнорировать такое? Ей никогда не удавалось это прежде, не удастся и теперь. Приходилось смириться с неизбежным: видения вернулись, и она обречена жить с ними.
В ней заговорило чувство самосохранения, возникло желание убежать, спрятаться от всего этого кошмара. Но она не могла так поступить — ведь где-то страдала и буквально умирала от страха одинокая маленькая девочка, которую нельзя бросить на произвол судьбы.
Решительно выпрямившись, Габриела переключила скорость и вырулила на шоссе, спеша поскорее добраться до полицейского управления.