Я замолчал, не зная, что ответить. Посидели мы немного. А вокруг — приятный романтический полумрак, потому что электричество мы выключили, и только пламя свечей слабо колышется на неизвестно откуда взявшемся ветерке. Тихо-тихо, лишь за окном изредка шарахнет ракета. И запахи, эти чудесные, так любимые мной с самого детства новогодние запахи — мандарины, горячий стеарин от свечей, живая ёлка с корнями в горшке, которую мы вместе с таким удовольствием наряжали. И тёмное, усыпанное звёздами небо снаружи за окном.

К окну, к закрытой на зиму балконной двери я и подвёл Полину, мягко обняв за плечи.

— Смотри!

А за окном — белый, заснеженный город. Балконы в снегу, деревья далеко внизу тоже в снегу, и даже фонари вдоль тротуара в белых, подсвеченных снизу шапочках. Три часа ночи — но во многих окнах горит свет, а на дорожке перед соседним домом стоит какая-то компания.

И тут какой-то добрый человек постарался — запалил фейерверк во дворе за тем самым домом. Была у него там целая коробка, и как начнёт эта коробка стрелять, один заряд за другим — паф-паф-паф… Огненные сполохи над крышами так и взлетают.

— Смотри! — повторил я. — Видишь, как красиво?

Полина тихо кивнула. Обняв за талию, я мягко привлёк её к себе, утопив подбородок в мягких чёрных волосах. Так мы и стояли, пока за домом не выстрелил последний патрон.

— Видела, как красиво? — снова спросил я.

Высвободившись, Полина повернулась ко мне.

— Да, только я не понимаю…

— Не хочу всего этого терять, всей этой красоты. Не хочу, пусть даже слегка, на короткое время стать одурманенным, одуревшим. Не хочу быть пьяным. Понимаешь, принцесса — не хочу!..

— А знаешь, Толик! — Полина снова прижалась ко мне. — Папа бы тебя не понял. Он считает, что праздник — не праздник, если все вместе не поднять по бокалу. Он за городом гонит самогон, которым очень гордится, и такое замечательное вино делает…

В тот момент я даже не понял, что Полина впервые обращается ко мне на «ты».

И снова, после недолгих новогодних каникул, начались будни, которые никто, кроме явного недоброжелателя не назвал бы скучными. Прежде всего, это работа в авиакомпании, приносящая не самый плохой доход. В тридцать один год зам. начальника отдела внутренних коммуникаций, с перспективой самому стать начальником — совсем неплохо. Впрочем, Наполеон в свои тридцать пять был уже императором.

И две новые статьи в «Палеонтологическом журнале», принёсшие мне, скажем так, широкую славу в узких кругах. Приятно, когда сам Президент Академии Наук вручает тебе диплом. Что до присутствовавшей Полины, то она очень удивлялась — как это инженер, специалист по авиаперевозкам может не просто заниматься летающими ящерами, но и пользоваться среди подвязавшихся в этой области учёных уважением и авторитетом.

И Наташа с Юлей, с которыми я, в конце концов, познакомился — но пускать в дом запретил, засчитав в качестве штрафа за предыдущее незаконное вторжение. Наши с Полиной, рука об руку, прогулки по зимнему городу — в парк, в кафе, в кино, в палеонтологический музей. А когда весной возобновилась работа авиаклуба, и я снова прокатил её на самолёте над городом, сколько радости было в глазах девушки.

А как хорошо начинался тот день, когда мы вместе поднялись на борт самолёта, следовавшего по маршруту: «Москва» — «Екатеринбург». Служебный вход при полном отсутствии очередей, вежливо здоровающиеся охранники, шумный и людный зал ожидания, ведущий на борт закрытый коридор. Мягкие кресла с широкими подлокотниками, иллюминаторы, обязательное объявление на двух языках… А в это время самолёт, мягко покачиваясь, выруливает на взлётную полосу, а потом лёгкий, едва ощутимый толчок говорит тебе, что ты уже не на земле, ты летишь…

И вот за бортом — чистое голубое небо с ярким солнцем и мягкой пеленой облаков внизу, сквозь разрывы в которой изредка проглядывает земля. Уж насколько я привычен, столько раз смотрел на землю с высоты, всё равно не устаю восхищаться. А что до Полины, то она и вовсе чуть нос об иллюминатор не расплющила.

Всё же приятно путешествовать. Вещи собраны, билеты куплены, дела или решены или отложены до возвращения, и можно ни о чём не думая, закрыть глаза, откинувшись на спинку кресла. А если при этом на плече у тебя устроилась прелестная черноволосая девушка, и всю дорогу ты сжимаешь узенькую тёплую ладошку, путешествие, приятное само по себе, превращается в сплошное удовольствие.

Где-то на полпути я посмотрел — Полина и в самом деле спала, но стоило пошевелиться, подняла голову. Теперь, не боясь разбудить, можно было тихонько шепнуть на ушко: