– Фрекен Гедин, может, вы мне объясните, ради чего я только что сунул свою голову в петлю? – заорал я, вдруг нешуточно разозлившись. – И что нам теперь, черт побери, делать?
– Не кричите, – сухо ответила шведка. – Помогите лучше его перевязать. Браджхупал ранен.
– Вижу, что не споткнулся. – Я отвел руки гуркха, разорвал фланелевую рубашку и увидел сочащуюся кровью, чуть припухшую дырочку чуть повыше пупка.
М-да… без врача здесь не обойтись. Иначе перитонит и смерть, причем весьма неприятная, в мучениях.
Разрывая упаковку перевязочного пакета, который нашел в кармане у одного из десантников, поинтересовался у шведки:
– Ваши планы? Его надо срочно к врачу. Да и нам не мешает куда-нибудь убраться. Думаю, уже через час здесь будут все прочесывать. И вообще, вы же никого пока не убили, с нами-то понятно, но насколько все серьезно для вас?
– Серьезно? Да, серьезно. Пытки и виселица… – спокойно ответила шведка. – Но мне надо срочно домой…
Потом посмотрела мне в лицо и, смутившись, добавила:
– Забудем про дом. На аэродроме стоит мой «физелер-шторьх». Мы должны в него поместиться, и я смогу перелететь… куда, конечно, топлива хватит. Если не собьют… Но на малой высоте можно попробовать. Или «хейнкель» можно захватить. Теоретически я его смогу поднять в воздух. Есть еще один вариант, но он на самый крайний случай. Да и сомневаюсь я, что вы на него согласитесь.
– Знаете что, фрау Гедин!.. – закипел я, но потом резко успокоился.
А чего это, спрашивается, я возмущаюсь? План побега, сам по себе и без особых моих усилий, воплощается в жизнь. Вот и летчица нарисовалась. Я же не собираюсь сидеть здесь до наступления коммунизма… или нацизма… или еще какого-нибудь «изма». Да и вечно жить не получится…
– Помогите мне его перегрузить в машину и вытрите наконец-то кровь с лица. На постах вы должны выглядеть очаровательно, – бросил я шведке. – Затем разболтайте в стакане воды три ложки соли и дайте выпить Браду. Ему будет больно, но от перитонита на некоторое время спасет.
Сам принялся быстро освобождать от формы парашютиста.
Ну да… будем пробовать. Больше ничего не остается. В голове сложился план…
Оглядел себя в боковое зеркало машины. Я напялил полную форму немецкого парашютиста люфтваффе из полка «Герман Геринг» и очень непривычно себя в ней чувствую. Нет, удобно, по уму пошита форменка, но все равно непривычно. Кстати, на свое последнее задание я ходил точно в такой… Да, так случается, особенно в частях особого назначения, хотя согласно Женевской конвенции, переодевание в форму противника является деянием, полностью подпадающим под определение военного преступления, и влечет за собой соответствующие последствия. Идиотизм. Да и хрен с ней, конвенцией той, все равно ее никто не соблюдает. Ну и я, соответственно, тоже.
Ладно, пойдет, фриц как фриц. Морда наглая, почти арийская. А на остальное наплевать. Автомат при мне, четыре магазина к нему удобно устроились в подсумках, еще один в приемнике, кинжал на поясе и «парабеллум» в кобуре. Запасной магазин к нему тоже присутствует. Гранат, жалко, нет, но зато прыжковые ботинки точно впору пришлись. А это немаловажно. Жить можно, впрочем, и умереть тоже.
– Поехали!.. – нетерпеливо пристукнула рукой по панели шведка.
Она уже привела себя в порядок и выглядит как всегда очаровательно, правда, бледностью лица может соперничать с мертвецами. И немудрено. Шпионка хренова. Вот только доберусь куда-нибудь в спокойное место, живо расколется… У меня не забалуешь. Отыграюсь за всё…
Гуркх ничего не говорил. Он полулежал на заднем сиденье и тяжело дышал. Ему пока еще не очень больно, настоящая боль начнется немного позже. При ранениях в живот почти всегда так.
Ну… с Богом. Или с Марксом… но первый вариант звучит, конечно, лучше. Плавно выжал сцепление, воткнул передачу, и «хорьх», рыкнув мощным мотором, стал плавно набирать ход.