— Ты спас ребёнка из горящего поезда. — Затараторила моя, пока невидимая, собеседница. — Все остальные словно впали в ступор, а ты один не побоялся и вытащил девочку из объятого пламенем вагона. — И, словно оправдываясь, правда, не понимаю, за что, тише добавила. — Но, сам при этом сильно обгорел и ещё…
— Что? — Совершенно безразлично выдохнул я, так как, не обнаружив никаких воспоминаний, понимал, что не всё так просто.
От обычных, пусть даже и сильных и, даже покрывающих очень большую часть тела, ожогов, память не теряют. Ну а, судя по явно загипсованной задней части головы, то досталось, при невыясненных пока мной обстоятельствах, именно ей.
— Тебе баллон в голову прилетел. — Страшным шёпотом и, с каким-то заговорщицким придыханием, продолжила она. И, совсем уже тихо, добавила. — Газовый.
Что такое этот самый «газовый баллон» я не знал. Но память, дейсвуя каким-то, совершенно непонятным пока что образом, тут же подсунула изображение довольно-таки большого цилиндра, диаметром сантиметров сорок и высотой около метра. Навскидку, вместиться в него могло литров пятьдесят и, учитывая предполагаемую толщину металла, весу в нём было больше сорока килограмм.
Представив, как такая дура соприкасается с костями моего черепа, я моментально, как показалось, сбледнул с лица и начал понимать, откуда появились проблемы с памятью. И тут же, следом за первой картинкой, последовала вторая. На которой был, если можно так выразиться, младший собрат этого чудовищного монстра.
Маленький, литров на пять, выкрашенный в красный цвет газовый баллончик, с большими белыми буквами, украшавшие крутые бока. «Пропан».
«Наверное, всё-таки мелкий с моей бестолковкой встретился». — Отстранённо подумал я. Так как, просто не представлял, как можно поймать головой его старшего брата и, при этом, остаться в более-менее неразрушенном состоянии.
— Маленький. — Находясь под впечатлением только что всплывшего образа, зачем-то переспросил я.
— Что? — Не поняла девушка. И, с появившимися в голосе подозрительными нотками, удивилась. — Ты про что?
— Снаряд, говорю, был маленький? — Не желая с первых секунд знакомства прослыть чудаком, пояснил я.
— А-а, ты об этом. — В голосе сиделки послышалось облегчение. И она поделилась очередной порцией, «архиважной», в кавычках, конечно, информации. — Не знаю. — И, оправдываясь, еле слышно прошептала. — В твоей медкарте об этом ничего не написано.
— А, что написано? — Тут же взял быка за рога я, пытаясь выудить хоть какие-нибудь дополнительные сведения.
— Черепно-мозговая травма открытого типа. — Тут же отрапортовала медсестра. — Ожоги третьей степени и, — тут слышимость её голоса почти полностью сошла на нет, — особенно пострадали лицевые ткани и кожный покров головы.
— Зенки-то хоть целы? — На всякий случай спросил я.
Хотя, повращав под повязкой глазными яблоками и, попытавшись разлепить веки, по ощущениям понял, что, вроде как, всё нормально. Ну, по крайней мере, боли я не испытывал. Да и интуиция, которая, как известно, имеется у любого живого организма, ни о чём слишком уж страшном не говорила.
— К-к-кажется, да. — С дрожью в голосе пролепетала девушка. — Вроде бы, всё в порядке.
— Мне бы повязку снять… — Полувопросительно и с немного заискивающей интонацией пробормотал я. — И, поясняя вполне естественное желание, шмыгнул носом. — Очень обидно, с такой красавицей общаться, а личика её не видеть.
— Скажешь тоже. — Деланно засмущалась девчёнка. Но, по ставшему слегка игривым тону, было понятно, что комплимент попал прямо в точку. — Тоже мне, ухажёр. — Но, так как я уже тянул грабки к своему лицу, строго урезонила. — Но-но, больной! Без осмотра доктора и его указаний, ни о каком самовольном снятии бинтов не может быть и речи!
— А где он, ваш доктор? — Безнадёжно поинтересовался я, так как лежать в потёмках было обидно и тоскливо. И, играя на публику, немного плаксиво добавил. — Я, может быть, солнышко увидеть хочу.