Пошли. Вывел он медсестру на задний двор, на помойку. Открыл крышку бака, а там кошачьи головы лежат. «Это что, паника?» Всё! Вопрос закрыт.

— А в каком-нибудь телесериале этот уполномоченный повёл бы на задний двор старшую медсестру, чтобы расстрелять её прямо у этих баков, не открывая крышки! Кстати, как вы голод переносили? И полагались ли сотрудникам НКВД — с 17 июля 1941 года военная контрразведка возвратилась в этот наркомат как Управление особых отделов — какие-то дополнительные пайки?

— Трудно было, но переносили, и никаких дополнительных пайков у нас не было! Мы получали обычный паёк — точнее, это называлось «котловое довольствие». Придёшь на обед — на тарелочке лежат ложки две фасоли. Съешь — скажи «спасибо»! А если не успел пообедать, то ничего не попишешь, прости… Наши контрразведчики не только погибали в боях, при бомбёжках и артобстрелах, но и умирали от голода и связанных с ним болезней. За время обороны Ленинграда в городе и на передовой погибли в боях и умерли 1276 офицеров военной контрразведки! Мне тоже пришлось испытать голодный обморок и побывать в стационаре…

— Борис Михайлович, а вы помните, как узнали о том, что Управление особых отделов НКВД преобразовано в Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР?

— Конечно! Это было в столовой… Да! Я тогда после ранений оперативно обеспечивал штаб тыла и все его управления. Была у нас столовая на улице Толмачёва, сейчас это Караванная, в здании, где находился штаб тыла фронта. Не думайте, что эта «тыловая» столовая чем-то отличалась от прочих! До сих пор помню, как почтенный генерал, начальник ветслужбы фронта, после «обеда» осторожно собирал со стола хлебные крошки и отправлял себе в рот…

Так вот, обедаю, приходит прокурор: «Здравствуй, «Смерш»!» — «Какой «Смерш»?» — «Ты же теперь «Смерть шпионам!» — «Какой «Смерть шпионам»?!» — «А я шифровку получил, что вашу контору закрывают и вы переходите к нам в Наркомат обороны».

— А вы ещё ничего не знали?

— Нет! Мчусь на Литейный. Там, конечно, это уже всем известно: и приказ вывести из подчинения, и то, какие задачи теперь перед нами ставятся. Хотя функции военной контрразведки кардинально не изменились, всё же для оперативников упор делался уже на борьбу со шпионажем, диверсиями, террором, изменой Родине. Подчёркивалась помощь командованию и подчинённость. 10-я статья отходила больше к военной цензуре.

— Это «знаменитая» статья Уголовного кодекса 58–10 относительно антисоветской пропаганды и агитации?

— Она самая! Хотя если нечто подобное возникает на фронте, то это уже другой разговор. Но для нас теперь основным были шпионаж, диверсия, террор, измена Родине и подобные воинские преступления.

— Как отнеслись к этой перемене в войсках?

— Скажу, что, когда в армии узнали, чем стал «Смерш» и что мы все подчиняемся наркому обороны (вы помните, кто был наркомом?), а руководитель ГУКР Абакумов стал заместителем Верховного, отношение стало не то что теплее — тепло тут ни к чему, но нас стали считать своими. В моральном плане в армейском коллективе стало работать немножко полегче.

— Ранее вы сказали, что в 442-м госпитале произошло нечто интересное, причём как раз во времена «Смерша»…

— Ну да, в госпитале были обнаружены фашистские листовки-пропуска «на ту сторону» в мужском и в женском туалетах, причём по целой пачке. Стали искать, кто подбросил. Нашли! Оказалось, бывшая секретарь начальника госпиталя, сожитель которой, как потом выяснилось, был агентом абвера. Она приехала в госпиталь, переночевала у приятельницы, оставила листовки в туалетах — и с этого началась операция, в которой мне довелось участвовать, в том числе и в роли «немецкого агента»…

Было много интересного: немцы присылали своих людей, некоторых из них удалось перевербовать и провести радиоигру, чтобы вывести ещё группу на нашу территорию и даже ещё более серьёзные фигуры. Рассказывать можно долго: я написал об этих событиях повесть «Под стук метронома», за которую в 2008 году был удостоен литературной премии ФСБ России.

— Борис Михайлович, но вот такой вопрос: блокада Ленинграда была прорвана в январе 1943-го, а через год и полностью снята. Гитлеровцев гнали на запад. Работать вам, военным контрразведчикам, стало легче?

— Я бы так не сказал. Немцы перебрасывали агентуру до конца существования третьего рейха! Причём с отступлением всё больше численно забрасывали — на сотни больше, потому что им легче оседать было: под видом окруженцев, беженцев, освобождённых из плена. Разные гитлеровские прислужники пытались замести свои следы и как бы начать новую жизнь в ожидании возвращения «хозяев»… В общем, легче не стало! Хотя у многих немецких агентов были одни и те же уязвимые моменты: они не знали, что их изготовленные немцами документы отличаются от наших, и не знали, что произошло у нас на фронтах и в стране за последнее время. Их в это не очень глубоко посвящали, а порой сдуру не давали и наших газет. Их сюда засылают, они оказываются в каком-то коллективе, люди с ними разговаривают о наболевшем, выясняют их точку зрения, а те в ответ ничего сказать не могут. Не успевает такой агент начать свою деятельность, как его уже разоблачают! Конечно, были и люди, подготовленные гораздо более серьёзно. Так, лично мне только в 1945 году удалось разыскать агента-диверсанта «Цепеллина», заброшенного на «оседание». И вообще вы знаете, сколько ещё десятилетий «выковыривали» сотрудники органов госбезопасности, в том числе и военной контрразведки, разного рода оборотней, палачей и предателей?

— Так что война для вас и ваших коллег закончилась гораздо позже официального Дня Победы… Если закончилась вообще!

— Так вернее!

— Тогда, надеюсь, мы ещё вернёмся к тем событиям. А сейчас позвольте от имени коллектива и читателей «Красной звезды» поздравить вас и в вашем лице всех ныне здравствующих ветеранов контрразведки «Смерш» с юбилеем этой лучшей спецслужбы Второй мировой войны! Здоровья вам, творческих успехов и всего самого лучшего! Ну а вашим молодым коллегам, сотрудникам военной контрразведки ФСБ России, мы пожелаем хранить и приумножать ваши славные традиции, в полной мере использовать опыт легендарного «Смерша» и его героев!