Я покачал головой, растянув губы в печальной улыбке.

— Ты не можешь так поступить, и сама это прекрасно знаешь. У тебя есть долг перед жителями деревни, они не выживут здесь без знахаря.

— Плевать! — ее голос сорвался на крик. Аглая взяла себя в руки, заговорила уже спокойнее. — Плевать. Я не могу без тебя, понимаешь? Кем бы ты ни был, я хочу следовать за тобой и быть твоей. Мне не важно, есть у тебя невеста или нет, я готова стать даже рабыней.

— Хватит, — чуть громче произнес я, по-прежнему не глядя на нее. — Ты пожалеешь об этих словах, поверь мне. Ты молода, красива, и еще можешь устроить свою судьбу. Просто забудь обо мне. У меня нет будущего, я в любую минуту могу оказаться на краю, и ты это знаешь.

Она бессильно ударила кулаком по стене, согнулась, в беззвучных рыданиях. Я не хотел видеть Аглаю такой, поэтому не шелохнулся, продолжая наблюдать за языками пламени.

— Тогда… — горячо зашептала она, подняв лицо. Я не видел, но чувствовал ее движения. Знахарка медленно поднялась, прислонилась к косяку. — Тогда подари мне хоть эту ночь. Прошу тебя!

— Нет, — покачал головой я. — Это будет ошибкой. После такого мы не сможем разорвать наши узы. А я бы этого не хотел.

Она поняла, горячие слезы обиды и ярости потекли по щекам.

— Убирайся! Уходи! Ненавижу тебя!

Каждый гневный крик все сильнее заставлял меня дрожать, то ли от холода, идущего из самого сердца, то ли от злобы на самого себя. Медленно поднявшись, не глядя на нее, я, покачиваясь, зашагал к выходу. С трудом накинул на плечи куртку, схватил пояс с мечом и вышел во двор. Громкий женский плач позади ранил похлеще вражеской стрелы.

Морозный воздух немного охладил голову и заставил мыслить более ясно. Я не считал себя виноватым, так было нужно. Если Аглая пойдет со мной — она погибнет. Да, она знахарка и умеет неплохо врачевать, но в реальной схватке мне некогда будет следить за ее защитой, и какой-нибудь ловкий монстр разорвет женщину на части. И тогда мне будет в стократ больнее, чем сейчас. Пока еще это лишь привязанность, не переросшая в любовь.

Я зашагал к дому старосты. Глуб еще не спал, без вопросов открыл дверь и молча впустил меня в дом. Мы сели за стол, староста разлил самогон. Я принял стакан, тупо глядя на пламя в очаге.

— Будем, — пробормотал Глуб, одним глотком осушив свою тару. Я выпил, даже не ощутив горячую жидкость, скользнувшую в желудок.

— Иди спать, парень. Уже поздно для размышлений. Жена постелила тебе в соседней комнате.

Я кивнул, тяжело поднялся и зашагал в спальню. Сил раздеться не было, поэтому упал в постель как есть.

Утром мне с трудом удалось разлепить свинцовые веки. За окном еще царила темнота, но в гостиной Глуб уже прощался с женой.

Я сел на лавке, пригладил растрепанные волосы, затем встал на ноги. Вспомнился вчерашний вечер и искаженное горем и злостью лицо Аглаи. Надеюсь, она не придет нас провожать, мне жуть как не хочется смотреть знахарке в глаза.

Завтракали молча. Затем я принял мешок с провизией от жены Глуба, а сам староста направился во двор, выводить коней.

Вся деревня собралась у дома, когда я вышел, многие приветствовали меня, кто с улыбкой, кто равнодушно. Окинув толпу взглядом, я, к своему облегчению, не нашел Аглаю. Оно и к лучшему.

Забравшись в телегу, положил меч под рукой и помахал селянам. Кто-то громко желал мне удачи, девушки пустили слезу. Глуб хекнул, прикрикнул на коней, и мы тронулись в путь.