Я же наверняка забуду о ней спустя пару месяцев, как уже начал забывать лица тех, кого потерял на войне. Нор, Фран, братья, мой названный отец, чье родовое имя я теперь с гордостью ношу…Все они так много для меня значили, и все равно, уже сейчас, я не могу вспомнить, как они выглядели. Почему? Возможно, из-за того, что моя жизнь постоянно движется, события сменяют друг друга с большой скоростью и я не успеваю замереть хоть на миг, чтобы вновь подумать о тех, кто был мне дорог.
В такой ситуации, если я задержусь здесь дольше, не забуду ли Чию? Ее волосы, лицо, ее светлые глаза и мягкие теплые губы. Ее фигуру, плавные изгибы которой всегда дрожали под моими пальцами. Неужели даже эти воспоминания постепенно исчезнут? Я бы не хотел.
Возможно, столица уже пала и все, кого я знал, мертвы. В таком случае я вернусь на пепелище старой жизни, где для меня уже не будет места. Но я все равно должен попытаться, хотя бы ради тех, кто остался там.
К тому же, я уверен, что в трудную минуту Чума придет на помощь Аонору. Это государство крайне важно для него, так же, как и для меня.
Мысли переключились с Аонора на Чуму. Где, интересно, бродит сейчас этот странный парень? И какие цели преследует на сей раз? Уверен, даже мое воскрешение для него являлось очередной ступенькой, кирпичиком в крупном плане, исполнение которого крайне важно для бога Смерти.
И все же, что будет, если он свергнет Девятерых? Да, такой исход маловероятен, но все же. Он сделал меня полубогом и пытался подвести к мысли об уничтожении богов, а значит, надеется, что рано или поздно, мы вдвоем разрушим старый мир. И что тогда? Сдается мне, это не имеет смысла. Без богов этот мир не сможет существовать, а вдвоем мы не справимся. Как бы ни хотелось это признавать, но Девятеро сильны. А мой путь только начался.
И впереди лежит еще целая дорога.
Стадия седьмая
Следующие несколько дней я помогал знахарке по хозяйству, а также выполнил несколько мелких поручений Глуба. Мы с Аглаей не говорили о произошедшем между нами, да это и не требовалось. Мы взрослые люди и прекрасно понимали, что вряд ли когда-нибудь увидимся вновь. Поэтому и не пытались слишком привязаться, чтобы не было никому больно.
Деревенские постепенно снова начали мне доверять, а история с волколаками кое-как забылась. Правда я то и дело пытался уговорить старосту увести селян из деревни, чтобы не стать жертвами нового нападения, но Глуб не желал меня слышать. В конце концов, я плюнул на попытки вразумить старика и просто занялся своими делами.
На исходе третьего дня староста сам пришел в наш дом. С порога он стянул с головы шапку и кивнул мне.
— Пора, парень. Завтра на рассвете выезжаем.
— Товары-то собрали? — спросил я насмешливо. Глуб хмыкнул.
— Еще бы. Дадут боги, торговля в этом году неплохо удастся. Я зашел предупредить, допоздна не засиживайся, хорошенько выспись. Путь впереди длинный, нам понадобятся силы.
— Спасибо, — кивнул я. Староста отмахнулся и вышел за дверь. Я слышал его тяжелые шаги на снегу, но смотрел лишь на Аглаю. В уголках ее глаз появились слезы, и я ощутил, как сердце сжимает острая лапа сожаления. Мы могли бы стать прекрасной парой, вырастили бы нескольких детей. Я помогал бы кузнецу, завел бы хозяйство…
Грустно улыбнувшись своим мыслям, покачал головой. Кого я пытаюсь обмануть? Я не создан для мирной жизни. Тысячу лет назад Низвергнутый в моем лице был сильнейшим существом в этом мире, и Девятеро до сих пор боятся меня. И ненавидят. Поэтому, как бы мне ни хотелось, я не имею права на обычную жизнь. Кто угодно, но не я.
Она все поняла. Всхлипнула, сдерживая рыдания, быстро скрылась в соседней комнате. Я сидел, глядя на пламя в очаге и пытался унять дрожь. Даже крепкое вино не помогало успокоить нервы. Почему я так переживаю за нее? Мы ведь знакомы едва ли неделю. Какое дело мне до этой женщины?
Но, похоже, такова была моя натура: беспокоиться за окружающих, сам того не желая. Внутренний голос нашептывал мне, что рано или поздно Древний натравит своих псов вновь, и меня уже не будет рядом, чтобы защитить этих людей. Конечно, можно успокаивать себя тем, что я не увижу их гибель, но это мало помогало.
Она вернулась, застыла на пороге гостиной. Заплаканные зеленые глаза с вызовом глядели на меня.
— Я иду с тобой!