– Да хоть пару дивизий, – усмехнулся Меньшиков. – Пока они оттуда не вылезают – ничего страшного не происходит.

– Да, но…

– Смотри! Смотри! Пошли!

– Пехота?

– Да нет, дурень! Артиллерийская колонна двинулась. Не зря, ой не зря мы ее отметили. Передать сигнал готовности на батареи!

– Есть передать, – козырнул офицер связи, и механизм военно-полевой бюрократии стал стремительно раскручиваться.

А герцог Меншиков взял в руки сигнальный пистолет, зарядил его красной ракетой, положил на бруствер перед собой и усмехнулся.

– Вот теперь повоюем!

Медленно тянулись секунды. Генерал Евдокимов вглядывался в лица этих солдат, что сейчас со всей осторожностью пытались провезти артиллерийские упряжки по наплавному мосту. Да, не очень тяжело, но узко. Да и шатается он немного.

И тут они все если не сразу и сами, то поддавшись общему порыву, подняли головы и вперили взгляды в странный объект, что по крутой дуге не спеша спускался, испуская дымный шлейф и слабое красное свечение. Но долго это единение эрзац-гипноза не продлилось. Не прошло и трех секунд этого коллективного «залипания» на незнакомую им сигнальную ракету, как где-то за рекой часто захлопали минометы. И мины посыпались на переправу, плацдарм и позиции коалиции обильным градом. Стальные подарки калибром шестьдесят, восемьдесят и сто миллиметров.

Наплывной мост растерзало очень быстро. По нему работали «восьмерки», то есть минометы калибром восемьдесят миллиметров, обрушив на эту хрупкую конструкцию более двухсот мин всего за пару минут. Еще быстрее с переправы скинуло лошадей. Бедные животные после первых же разрывов дернули в воду… прямо в упряжках, вместе с пушками и зарядными ящиками. И с ужасным, жутким ржанием пытались выплыть, утаскиваемые на дно тяжелыми пушками и повозками. Коллективный страх смерти – штука совсем не завораживающая и не эстетичная. Жуткая скорее. Кошмарная.

На левом берегу творился не меньший хаос. Туда были направлены все «шестерки», то есть минометы калибром шестьдесят миллиметров. Они били слабо, но их было много. Очень много. Поэтому плацдарм покрылся сплошной стеной взрывов, буквально выжигающей живую силу противника.

Впрочем, правому берегу досталось не меньше. Ведь именно туда полетели самые тяжелые мины – «десятки», которые падали не очень густо и часто, но чрезвычайно смачно по меркам тех лет… Да еще под аккомпанемент «восьмерок», которые, завершив с мостом, переключились на дальние цели.

Через полчаса у русских батарей кончились боеприпасы в зарядных ящиках и наступила звенящая тишина. Ну как тишина? После сплошной череды взрывов даже истошные крики раненых людей и животных казались тишиной.

Но на этом представление не закончилось.

Руководство войск коалиции ожидало атаки русской пехоты. Это было логично. Ведь плацдарм требовалось ликвидировать. И они ее дождались. Только не до, а сразу после артиллерийского обстрела. Русская пехота выдвинулась жидкими цепями в несколько эшелонов. К карабинам примкнуты штыки. У офицеров револьверы на изготовку. А с флангов, надрывно погоняя лошадей, заходили легкие подрессоренные повозки, перевозящие картечницы и расчеты к ним с боезапасом. Пулемет не пулемет, но свыше трехсот выстрелов в минуту практической скорострельности обеспечивает.

Пленных не брали.

Незадолго до этой битвы перед всеми частями русской армии был зачитан приказ царя, в котором в красках рассказывалось о судьбе нашей дипломатической миссии в Стамбуле. С украшательствами и надрывом. Да и возиться с пленными не было никакого смысла. Лишняя обуза в начале войны никому была не нужна.

Не прошло и нескольких минут затишья, как затрещали карабины, захлопали револьверы и завели свою монотонную песню картечницы: ду-ду-ду… ду-ду-ду…

А потом подвезли новые зарядные ящики к минометам «десяткам», и те вновь включились в дело, продолжая вбивать по ноздри в землю войска коалиции. Те самые, что пытались в спешке и полном расстройстве отступить, бросая все…