Если бы мне сейчас принесли капучино с корицей и взбитой молочной пенкой, я бы уже не удивился! Но «служба сервиса» ограничилась кружкой холодного деревенского кваса. Причем обратно в «узилище» меня не повели, предложили сесть у задней стены дома на бревнышке. Там я и провел, в тепле и уюте, следующие полчаса, наслаждаясь покоем и замечательным прохладным напитком. Нет, явно случилось нечто экстраординарное – не стали бы так «облизывать» обычного подозреваемого в шпионаже.
Не успел я допить квас, как появился Миша и жестом поманил меня за собой. Он вообще немой, что ли? Меня провели через прихожую с лавками, только теперь они пустовали – тыловиков, видимо, уже отпустили, сняв показания. В знакомом «кабинете» сидел бригадный комиссар Лукашин и что-то писал в большом блокноте.
На столе перед ним лежали оба моих трофейных пистолета, «Парабеллум» и «Астра», рядом с ними конверт, в котором немцы передавали мои документы. Ремень с кобурой и нож виднелись на подоконнике. Там же, рядом с окном, стояла «АВС» и горой белого шелка возвышался парашют. И не боится особист, что я дотянусь до оружия? Ах, вот оно в чем дело – пистолеты небоеспособны: рукоятки пусты, патронов нет, да и в винтовке тоже отсутствует магазин.
– Присаживайтесь, гражданин! – не поднимая головы, предложил особист.
Я послушно сел на торчащую посреди комнаты табуретку. Она, кстати, оказалась незакрепленной. Как же так – табуретку легко использовать в качестве оружия! Или они допрашиваемых плотно контролируют?
– Назовите свое полное имя и дату рождения, гражданин! – не глядя на меня, приказал Лукашин.
– Игорь Петрович Глейман. Пятнадцатое ноября тысяча девятьсот двадцать четвертого года, – спокойно ответил я.
– Место рождения?
– Город Москва, роддом номер три имени Надежды Константиновны Крупской.
– Назовите род деятельности.
– Школьник. Средняя школа номер сто семьдесят пять города Москвы.
– Полные имена родителей и их род деятельности? – строча что-то в блокноте, продолжал спрашивать Лукашин.
– Мать – Надежда Васильевна Глейман, в девичестве Петрова. Служащая. Отец – Петр Дмитриевич Глейман, кадровый командир Рабоче-крестьянской Красной армии, подполковник.
При упоминании отца особист все-таки оторвался от писанины и коротко взглянул на меня. Затем захлопнул блокнот и, постучав по его обложке тупым концом карандаша, спросил:
– Где, когда и при каких обстоятельствах вы, Игорь Петрович Глейман, двадцать четвертого года рождения, сын подполковника Рабоче-крестьянской Красной армии и служащей, продали Родину?
Мне показалось, что в словах особиста промелькнула… насмешка? Или у них действительно принято было, как в современных мне рассказах-страшилках про «кровавую гэбню», прямо вот так, в лоб, задавать такие дурацкие вопросы?
– Вам с самого начала всё рассказать? Это довольно длинная история…
– Ну, про твои подвиги до сегодняшнего полудня мне уже поведали! – усмехнулся бригкомиссар. – И про то, как ты тащил из окружения пять десятков ребятишек, и про то, как разведчикам мехкорпуса помог вражеский заслон у переезда сбить, и про сбитый самолет, и про немецких диверсантов. И даже про резню, которую ты в Татариновке устроил.
А вот про то, что я пришелец из будущего, ты даже не догадываешься, товарищ особист!
– Про тебя статья в «Комсомольской правде» вышла! – удивил меня Лукашин. – Там, правда, не все твои подвиги описаны – товарищ Гайдар, видимо, не успевает за тобой записывать. Так что с тобой делать, герой?