– Притворяться, что я тюлень, несправедливо выкинутый в мир людей, – довольная своими выходными, Аврора растянулась в улыбке и впервые немного расслабилась. – У каждого человека должен быть один день ничегонеделания в месяц.

– Интересная теория, – Феликс не помнил, когда в последний раз разрешал себе целый день не заниматься делами. Кажется, всю жизнь он работал без выходных. – Но я привык с пользой проводить свое время.

– От этого можно получить расслабление. Вы же постоянно в напряжении! Когда у вас был отпуск в последний раз? – никакой информации. Он уставился на экран. – Серьезно? У вас никогда отпуска не было?

– Я много путешествую, просто люблю оставаться в курсе последних новостей во всем, что касается моей работы, – было что-то оправдывающиеся в его голосе, отчего стало не по себе. Почему он вообще должен объяснять свои решения? Кто она такая? – Если ты не рядовой сотрудник, нельзя быть беспечным. Твое участие требуется постоянно.

– А как же личная жизнь? Семья?

– Моя семья всегда стоит на первом месте, – на экране мелькали странные сцены, но двое уже повернулись лицами друг к другу, забыв о месте и времени. – Я бы не поставил работу выше. Никогда. Мой отец в детстве часто пропадал в компании, я его почти не видел. Это было сложно, – стоп, стоп! Никаких душевных разговоров! Но он не мог остановиться, слова лились потоком, неиссякаемым Гангом. – Помню, мне было пять. Утренник в детском саду…

– Неужели, вы ходили в обычный садик?

– Не говори глупости, это было учреждение для элитных детей. Но суть не в этом. Я должен был рассказать стихотворение на 2 страницы, сложное и запутанное, долго учил его с бабу, старался. В общем, ждал его до последнего, но он не пришел. Я остался один, без поддержки и опоры.

– А Анна Феликсовна?

– Поехала к Артуру, он подхватил кишечный грипп. Была уверена, что отец заменит ее на вечном посту и поучаствует в моей жизни.

– Мне очень жаль, – ее сердце сжимала обида за маленького человека, от которого отстранился родной отец. – А где была ваша мама?

– Я не знаю свою мать, – впервые он произнес эти слова с ощущением облегчения. Кажется, еще ни с кем он не говорил так свободно о самой больной теме в своей жизни. – Она ушла, когда я был не в состоянии запомнить ее лица.

– Вы никогда ее больше не видели? Она не пыталась заговорить с вами?

– Не стоит меня жалеть, – Феликс улыбнулся, искренне и без притворства. Сегодня он почувствовал, что этот тяжелый камень стал немного легче. – Я крепкий орешек, меня такими вещами не сломить.

– Да уж, – Авроре хотелось согреть его своей добротой, обнять. Почему-то она была уверена, что это не просто болтовня, что он доверил ей нечто сакральное, что-то самое дорогое. Теперь ей придется следить за этим.

– Раз ты не занята, может, покажешь мне Москву? – несмотря на свои корни, Феликс не был знатоком русских традиций. Бабу будет счастлива, когда он расскажет ей о своей прогулке. Пора бы в самом деле начать наслаждаться своей поездкой.

– Хорошо, – она согласилась, потому что после такого разговора отказаться было бы неправильно. В душе ей смертельно хотелось валяться в кровати, есть печенье с шоколадом под «Секс в большом городе», а не разгуливать в снегопад с Его Святейшеством. Она же терпеть его не может, как и он ее. Но, наверное, ему не с кем проводить время, брат же с Даной. Как будто ей было с кем.

На улице дул сильный ветер. Кажется, природа решила сорвать с людей маски и верхнюю одежду. Не самый лучший день для пешей прогулки, но молодые люди, скованные предрассудками, смело шагали по историческим улицам Москвы. Аврора стыдилась, что так и не прочитала подарочное издание об истории столицы. Теперь, когда ее сделали гидом, она едва могла выдумать пару предложений общего содержания. Феликс заметил это, но кивал, еле улыбаясь. Ему нравилось, как яростно она старается произвести впечатление на фоне этой старой роскоши.

Они дошли под начавшимся снегом до Красной площади. Феликс задумался, почему же ее считают такой примечательной. Да, хорошая архитектура, но не впечатляла.

– Я не понимаю, что так поражает общественность. Площадь как площадь, – Юсупов не выдавал, что пронзительный ветер заставлял его нутро дрожать как последний осенний листочек. Он был тем мужчиной, для которого признать свою слабость – удар ниже пояса. Даже если это борьба с природой, где победитель определен изначально.