– Так, княже, меня учитель волхв Ведамир намеренно отправлял в Волин-град, чтобы я языки и обычаи постигал, кто во что верит и каким богам поклоняется, ведь в этом сущность всякого народа выражается. Отец Ведамир рёк, что своё более разуметь и ценить научаешься, коли с иным сопоставить можешь.
– Мудрый был человек волхв Ведамир, и мне он помог в постижении пути земного, – вспомнил Ольг. – А скажи, брат, жидовины что за народ по сути своей, как ты речёшь, по вере и обычаям, тебе ведь небось и с ними пришлось встречаться?
– А как же, Волин – град великий, торговый, а какая же торговля без жидовинов? Я даже с одним из их раввинов в дружбе некоторой пребывал. Разные и среди них есть люди, но в основном хитры, скаредны и других людей не любят. А уж те, кто во главе стоят, и самих жидовинов своих не любят и готовы ими жертвовать для целей своих, нимало о том не жалея.
– А крепка ли у них связь с Навью? – спросил князь.
– О связи той, о своей тайной науке взаимодействия с Навью, Каббалой именуемой, говорят много и с видом таинственным. Но по правде, как и многое в их вере, переняли они от других народов, более древних, и смысл тех ритуалов сами мало разумеют, потому как по сути своей они люди Яви. Нам же ведомо, что мир Яви истекает из Нави по законам Прави, а отдельно нет тех миров, а потому невозможно понять сего движения, разумея одну лишь Явь. Оттого вначале у них добре получается добиваться успеха, денег и богатств скопить множество. Беда в том, что меры они не разумеют, и всё готовы обратить в золото, и всем пожертвовать ради него. А потом всё это в свою противоположность обращается и начинают их бить, изгонять и преследовать. Они же, не разумея причин, снова ожесточаются, мысля, что беда в других народах, и всё повторяется.
– Ты пробовал сие пояснить тому раввину? – спросил Ольг.
– Может, по молодости у меня не хватило мудрых слов, а может, людям Яви столь трудно разуметь людей Прави, но я не смог убедить его в причинах бед его народа, – со вздохом молвил Велесдар.
– Коли так, то всякое государство, которым они управлять начинают, ждёт разложение и распад, – заключил князь. Потом, подумав немного, добавил: – Знать, Хазарии недолго осталось, коли жидовины её вопросы государственные решать берутся…
– Так они не только берутся, они их по-своему и решают, – заметил волхв. – Сварга ненужных не рождает, всякий малый иль великий народ для своего создан. Да ведь не каждый назначение своё разумеет. Добрым мечом врага разить хорошо, а резьбу по дереву им не сотворить и сапоги не сшить, тут резец да шило сподручнее. Так и с народами разными, каждому своё в мире явском делать надлежит. А как берётся человек или целый народ за несвойственное ему дело, то беда и ему, и всем, кто с ним рядом. Скажем, купцов сих тоже коли по назначению использовать, то будет толк, но следить надо зорко, чтоб они тобой править не начали, как когда-то теми же хазарскими Буланом и потомком его Обадией. Взяли они власть при помощи денег и наущений жидовинов и оглянуться не успели, как сами, вместе с Хазарией, в рабстве у тех жидовинов оказались. Купец только Явь зрит, а что повлекут его деяния в Нави и как они в той же Яви по конам Прави далее отзовутся, сего он не ведает. Вот беда-то в чём, княже. Оттого купец, будь он из хазар, русов, жидовинов или франков, должен купцом оставаться – и ему благо, и Роду. А править народом должны мудрые и не сребролюбивые, из волхвов либо воинов.
– Добро, Велесдар. Пойдём-ка продолжим беседу с нашими темниками да изведывателями.
Они вышли на широкий княжеский двор, где под навесом уже собрались воинские начальники.
– Что в граде народ речёт, о нас как мыслит? – спросил князь, обратив взор на старшего изведывателя.
– Да как бы затаились кияне, – по обыкновению неторопливо отвечал основательный Мишата. – Большинство рады, конечно, что от насильно крестившего их Аскольда избавились, но и нас весьма опасаются. Скальд ведь столько лет твердил всем, что послан на Киевщину самим Рюриком и всё творит волей его, а коли кто супротив станет, так явится сам безжалостный новгородский князь с железными воями, коим слово «пощада» неведомо. А тут как раз мы и явились, да ещё и Скальда одним махом прикончили.
– Ничего, вои наши себя с киянами достойно ведут, утрясётся всё, поймут, что лгал им Певец, – подал голос темник Бобрец.
– Мы за порядком в граде крепко следим, всё будет добре, привыкнут, – согласно кивнул темник варяжской дружины Фарлаф.
– Верю тебе, Фарлаф, как отцу твоему Свену верил, ты службу воинскую добре знаешь. А ты, отче Велесдар, познакомился уже с волхвами киевскими, что они рекут? – обратился князь к ободритскому волхву.
– За то, что от ярма веры чужинской помог избавиться, тебе, княже, кияне благодарны. Да, не просто всё в Киеве. – Волхв помолчал, собираясь с мыслями. – Верно Мишата рёк про то, как умело лживыми речами одурманил киян Певец и убедил их, что кровожадный варяг Рюрик страшнее злых хазар. Да не только в сей лжи дело, – с тяжким вздохом продолжал Велесдар. – Помните волхва Хорыгу, что был против призвания Рарога с воями на Новгородчину и ушёл в Киев?
– Знали мы его, – отвечал Мишата, – только Рарога он так и не узрел, потому как ушёл с Новгородчины ещё до прихода туда князя ободритского.
– Так вот, братья и княже, тот молодой посланец от киевских волхвов, именем Дубок, что приехал в Нов-град помощи просить, как раз и был учеником Хорыги. Чуя гибель свою, древние пергаменты и дощки старый кудесник с потворником своим схоронили в надёжном месте. На днях мы тот клад бесценный с Дубком в Киев перевезли, – молвил Велесдар.
– А отчего отец Хорыга был против нашего прихода? – спросил, хмурясь, Ольг.