От неожиданности своего вывода Антон встал и начал шагать по камере.
Едем дальше. Перед нами мировой фильм, каждый кадр которого, в отличие от кадрика простой кинопленки, не плоский, а объемный. Будем считать, что трехмерный без всяких там пространственных искривлений. Но в каждый момент, соответствующий номеру определенного по счету атома времени, реален только один кадр. Тот, который именно сейчас живет и существует. А чтобы одновременно существовали все кадры, нужно просто зарядить растиражированный мировой фильм в такое количество мировых кинопроекторов, которое равняется числу кадров этой пленки. И одновременно все эти копии прокручивать, но с таким расчетом, чтобы в каждый конкретный момент времени все они показывали разные кадры. Другими словами, наш мир должен иметь столько копий, сколько атомов времени умещается во всей продолжительности одной его жизни, – от первородного взрыва до последнего момента схлопывания в черной дыре. Тогда среди множества этих копий, смещенных друг относительно друга на один кадр, можно всегда найти такие, где вселенная только рождается, и те, где она погибает, где Брут вонзает кинжал в тело Цезаря и где Гитлер пускает себе пулю в рот. Возвращаясь к «Титанику», это всё равно как зарядить 200 тысяч его копий (если в пленке, скажем, 200 тысяч кадров) в 200 тысяч проекторов и одновременно показывать на 200 тысяч экранов. Всегда можно найти такой момент, причем свой движущийся момент, а не кадрик на пленке, где корабль тонет, где Ди Каприо играет в покер и т.д.
А что, отличная теория. Она, конечно, не нова – эта мысль о множественности параллельных миров, но в ней есть существенные уточнения. Итак, основные постулаты: мировая история состоит из конечного числа кадров; число копий мира равно этому числу кадров; все копии существуют одновременно со сдвигом на один кадр. Когда прокрутка отдельной копии заканчивается, она после мгновенной перемотки возобновляется снова.
А теперь выводы.
Эта теория элементарно отметает причинно-следственные парадоксы. Их просто нет. Ведь процесс перемещения в прошлое или будущее сводится к перескоку из одной копии мирового фильма в другую. Не в прошлое своей копии, а туда, где будущее еще впереди. Попал в копию прошлого, которая до этого была полностью идентична твоей, только отставала от нее, и делай там всё, что хочешь. Просто с этого момента начнутся расхождения с тем будущим, которое было бы здесь без тебя. Если ты найдешь там своего дедушку и убьешь его, то ты там, т. е. твой двойник, уже не родится. Ты изменишь будущее, но не своей копии мира, где оно уже наступило, а той копии, где его еще не было. Сам же ты в той копии будешь совершенно независимым человеком, и даже если встретишь самого себя, то это, строго говоря, не ты, а твоя тоже независимая копия. С нею можно говорить, спорить и драться без всяких парадоксов.
Эта теория легко отвечает и на стандартный вопрос: если люди будущего научатся перемещаться в прошлое, то почему мы их здесь, в нашем темном прошлом, никогда не встречаем? Очень просто! Мировых копий, как и кадров, такое великое множество, что оно в биллионы и триллиарды раз превышает любое количество посещений копий прошлого людьми из копий будущего. Так, у большинства копий есть громадный шанс промотаться от самого начала до самого конца без всяких вмешательств извне. Ну а если произошло вмешательство? Чем это кончится? Только тем, что данная копия пойдет дальше своим путем (собственно говоря, это уже не будет копия в точном смысле этого слова) и дойдет до самого конца.
Потом схлопывание, новый взрыв, и всё стерто. Начинается опять исходный вариант.
Остаются в этой теории, конечно, еще кое-какие вопросы, но над ними надо только поломать голову, и наверняка что-нибудь придумается. Вот только один у всего этого минус. Какая-то механистическая получается картина мира. Все копии от момента появления первой земной амебы до хиросимской атомной бомбы совершенно одинаковы. Значит, мысли и поступки людей в каждой из них идут по одной строго определенной программе? И что мы, что тараканы – это всего лишь запрограммированные машинки? Нет, что-то тут не так… Возможно, первая копия, где человек самостоятельно мыслит и действует, просто задает тон остальным. Так… Начинается уже сивокобылий бред.
Антон вдруг очень ярко представил себе искрящееся в солнечном свете море, галдящих над пенящимся прибоем чаек и понял, что все его фантазии – это лишь гимнастика ума. Не более того. Она, конечно, полезна, но особенно увлекаться ею тоже не стоит. Нужно лучше подумать, что делать дальше, при разных вариантах развития событий.
И тут забренчал ключ, и дверь отворилась. По тому, что охранник остался стоять снаружи, Антон понял, что ему пора выходить. Это было так неожиданно, что он не успел никак внутренне прореагировать. Ни обрадоваться, ни испугаться. Просто резко соскочил с лежака, накинул на плечи старую шинель и вышел.
В кабинете Ротманна его ждали двое. Сам штурмбанфюрер сидел за своим столом, а в кресле у стены, закинув ногу на ногу, дымил сигаретой небезызвестный уже Антону Юлинг. Когда охранник, приведший арестованного, был отпущен, Ротманн вышел в пустой предбанник (Курта не было) и, как в прошлый раз, запер наружную дверь. Вернувшись, он предложил Антону закуривать и устраиваться поудобнее.
– Вы по-прежнему утверждаете, что попали к нам из будущего, – спросил он, – или хотите что-нибудь добавить к своей легенде?
– К сожалению, мне ничего другого не остается, как придерживаться правды. А правда, господин штурмбаннфюрер, такова, что либо я сплю и никак не могу проснуться, либо я всё-таки из своего времени свалился к вам сюда.
– Ладно. Тогда мы вам тоже кое-что расскажем.
И Ротманн изложил совершенно ошарашенному Антону суть историй с Форманами, письмом своего брата и Рейнеке. О Шмице он умолчал. Его рассказ был краток и даже сух. Он не занял более пяти минут.
– У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? – спросил он, закончив.
«Первое мое соображение, – подумал Антон, – состоит в том, что вся моя стройная гипотеза о копиях мирового фильма, похоже, летит к чертям. А жаль, красивая была теория».
– Ну, во всяком случае эти необычные явления, конечно, если их окончательно связывать со мной, пусть и косвенно, но подтверждают мою легенду. О себе я мог, конечно, придумать, о Роммеле – откуда-то узнать, но организовать то, что произошло с вашими знакомыми, я уж не мог бы никаким образом. Надеюсь, в этом вы со мной согласны?
Молчание.
– А вы всё мне рассказали? – спросил Антон, не дождавшись ответа. – Может, еще кто-нибудь заметил подобное?