- Понятно, - недобро хмурясь, сказал Герман Грумберг. Он всерьёз задумался над тем, что хорошо бы за такой произвол взыскание сделать. Но остыл граф быстро. Он ведь здесь находился ради дела, в которое посвящать кого-либо не следовало. А раз так, то к чему привлекать внимание? Поэтому мышцы лица его расслабились, и Герман Грумберг достаточно мягко спросил: - А в лазарете остались медсёстры, что в то время здесь работали?

- Разумеется.

Главный врач с лёгкостью назвал имена и даже сопроводил своего гостя в сестринскую. Ему было интересно, что же королевский советник выяснить по своему вопросу сможет, а потому остался. Но присутствие этого человека Герману Грумбергу не мешало. Ответив на приветствие медсестёр, он сходу перешёл к делу, привычно показав женщинам портрет.

- Дора Винсент это, - вмиг прозвучал ответ, и этот ответ всерьёз королевского советника расстроил. Однако…

- Да какая ж энто Дора? – прошамкала неприятная на вид старуха. – Похожа, но кого‑то другого мне горазд больше напоминает. Где ж я токмо видела сею девицу?

- А вчерась и видела, когда Дора мальца своего приводила, – упёрла руки в бока некая носатая женщина. – Очи открой, Дора это. Один в один.

Женщины вот-вот начали бы ссориться. Не иначе привычно им было между собой лаяться, раз они обе со злобой уставились друг на друга. Но ничего такого не произошло, репутация лазарета оказалась спасена молоденькой, хотя и нескладной девушкой.

- Знаете, мне кажется, Счастливица это, - робко произнесла она, и ненадолго настала тишина.

- Ох ты ж, - вновь посмотрев портрет, поразилась неприятная на вид старуха. – Точно, Счастливица.

- А и верно, она, - подтвердила носатая женщина и, будучи, удивлённой сдуру добавила. – У Доры-то и глаза покруглее будут, и щёки.

- Вот-вот, - тут же начала было самодовольно брюзжать старуха, но Герман Грумберг её перебил:

- Счастливица? Мне бы хотелось узнать имя этой женщины.

- А не было у ней никакого имени, милсдарь, - ответила носатая женщина, и старуха, желая привлечь к себе внимание, поспешила добавить подробностей.

- Она к нам опосля нападения разбойников попала. Снасильничали девку злыдни да, чтоб не роптала, голову ей проломили так, что она едва жива осталася. Выхаживали мы её долго, да токмо ничегось она про себя так и не вспомнила. А вспомнила бы, так, глядишь, не отправил бы её доктор Адамс к законникам-то.

- К законникам? – непонимающе нахмурился Герман Грумберг.

- Тык она ж без памяти, без документов. А куды кого-то без документов ещё? Тьфу, говорила я, что ни к чему такую лечить, всё одно о том, что жива осталася, пожалеет да не раз.

- Да как же так? Не живую же заживо хоронить, – посмела негромко возмутиться нескладная девушка и даже слезинку возле глаза стёрла. За судьбу женщины на портрете она явно переживала, а потому, не иначе, вот-вот набралась бы смелости и начала задавать ненужные вопросы. Поэтому Герман Грумберг решил пойти на опережение.

- Жаль, что вы касательно неё ничего не можете прояснить, - сказал он. – Но, быть может, вы помните некую мисс Милу Свон? Она умерла здесь при родах три года назад.

- Это вы про Милочку из логова этой дряни Бетти? – враз взъерошилась старуха.

- Да.