– Больно же…
– Нет, милая, это – не больно. Больно корчиться под кустом, ночью, в тёмной чаще, полной весёленьких звуков. Больно – когда тебя раздирают голод, холод, жажда, а более всего животный ужас и отчаяние. Больно – когда осознаёшь, что никто за тобой не придёт, не спасёт и не скажет «всё будет хорошо». Больно понимать, что от тебя попросту избавились, вышвырнули из жизни как бестолковый и ненужный подарок, сделанный из вежливости, «по поводу». Что ты никому не нужен и если тебе сейчас перегрызут глотку, никто не вспомнит и не заплачет.
Вот теперь-то мне действительно стало страшно. Я покосилась на Скара и содрогнулась: ТАКОГО выражения искажённого лица я и впрямь не видела никогда и не у кого. И не дайте боги увидеть вновь. Искривлённый рот, вампирские клыки, нахмуренный лоб и самое кошмарное – суженные, отчего резко проступили морщинки в уголках, опасно потемневшие глаза, отражавшие вереницу давних воспоминаний, вспышку застарелой боли и мою побелевшую, испуганную мордашку.
– А знаешь, что больнее всего? – Скар притянул меня вплотную, и я, будто в диком кошмаре, могла наблюдать, как изменяются его глаза, превращаясь в жёлтые, без белка и с узкими вертикальными зрачками – глаза зверя. – Осознавать, что это сделала твоя родная мать!
«Убьёт», – мелькнуло где-то на задворках, и я в ужасе зажмурилась.
– Вэллариана?
Лукас. Я осторожно открыла глаза. Лукас смотрел удивлённо и чуть насторожённо. Я покосилась на свою онемевшую конечность. Странно, но она на месте, вполне целая и невредимая, если не считать смятого рукава блузки. Скар стоял на шаг позади, спиной ко мне и Лукасу. Я даже не поняла, когда он успел отпустить меня и отвернуться.
– Можно вас?
Я кивнула и на ослабевших ногах поплелась за Лукасом.
– Не беспокойтесь о нём, – тихо сказал мужчина, едва мы поравнялись с лошадью. – Никуда он не денется. Во всяком случае, пока.
– Почему? – тупо спросила я: лицо Скара плавало перед моим мысленным взором неверным миражом.
– Он знает, что со мной лучше не связываться. Недаром на Эос меня звали Несущий Смерть.
К счастью, после откровения Скара мне было уже настолько всё равно, что представься Лукас хоть самой Смертью, я бы вряд ли обратила на это внимание.
Фиалка стояла в сторонке, отгородившись от Скара лошадиным крупом и низким, мне по плечо, клёном. Тонкие пальцы сжимали чёрную рукоятку кинжала.
«Боги, неужели эта хрупкая красивая женщина, которая выглядит моложе Дейры, действительно его мама?! И гадала она мне, получается, на собственного сына!!»
«…Когда-то давно мне довелось встретить человека… колдуна, который был отчасти и тем, и другим…»
«– И давно ты такой?
– Какой?
– Кровососущий.
– С рождения. Мамочка с папочкой постарались…»