— Ну ты и жук, Михайло, — выговаривал Иван. Его вороной коняга вышагивал справа от моей Чайки. — Это же надо умудриться — сделать из вражины-турка пособника в своих делах. Эх! Если бы они только знали… Но как мы их, а?!

Правильно, Иван. Тот Михайло, которым я был еще два года назад, до такого решения своих вопросов никогда бы не додумался. Если бы ты только знал, что многие люди будущего впитывают циничность и беспринципность с молоком матери, а человека порядочного, справедливого и честного считают лохом обыкновенным, ты бы ужаснулся.

По удивленным взглядам, которые на меня иногда бросали бойцы, было понятно, что весь этот проход через вражескую территорию и свободное общение с османскими офицерами их не слабо шокировали. И это несмотря на то, что все наши шаги были заблаговременно продуманы и доведены до сведения личного состава. Наверное, одно дело — понимать умом, а совсем другое — действовать.

Мы выступили, как и планировали, с рассветом. Высадились на берег, как только начало сереть, и выгрузили походные пожитки. Все три корабля на рейде сцепили бортами, оставив под командой боцмана Славова девять человек караула.

Издательской компашке Карло Манчини, дабы дурью не маялись, поручил отлить новый шрифт и приступить к выпуску букваря на новом славянском языке и арифметики. Стаса тоже хотел оставить, но Антон его пристроил на время рейда к минометной батарее в качестве «старшего куда пошлют», поэтому вмешиваться не стал.

К этому времени на выделенную нам площадку, находящуюся в двух километрах от крепости, из ночного пригнали табун. После двухнедельного болтания в море, в тесноте надтрюмной палубы, простор ночной степи и свежесть трав помогли нашим лошадкам восстановиться, и сейчас они выглядели здоровыми и резвыми.

В табуне насчитывалось семьдесят четыре лошади, шестьдесят строевых и четырнадцать тягловых. Седла были загружены на повозки еще с вечера, поэтому наши приготовления оказались недолгими. Маршрут наметили давно, план похода неоднократно обговаривали, оставалось только воплотить планы в жизнь.

Командовать на марше приказал Антону, посчитал неправильным, что капитан должен служить у полковника попугаем. У каждого из нас были свои функции, и каждый должен был заниматься своим делом, мы же с Иваном возглавили походную колонну, и все.

Когда полностью рассвело, мы уже находились далеко от Хаджибея. Перед глазами раскинулась бесконечно ровная пожелтевшая степь с частыми кустиками еще зеленого ковыля и листиками подорожника. Приказал остановить колонну, слез с Чайки, раскинул руки и упал лицом в чудно пахнущую траву.

— Земля моя родная! Как счастлив обнять тебя!

Пролежал так минут десять, вдыхая запах полыни. А когда встал и оглянулся, то увидел, что в порыве своем был далеко не одинок. А могучий и грозный Иван вообще отвернулся и смотрел в небо влажными глазами.

Никаких неприятностей от мелких ногайских родов мы не ожидали. Слух о наемниках-французах с грамотой великого визиря, идущих за добычей в Украину, разнесся по степи еще вчера вечером, и, думаю, вряд ли кто рискнул бы напасть на отряд, благосклонно принятый местным беем. Но Антон все равно отправил по пути следования дозор из шести всадников: два спереди и по два на флангах. Следом за ними на дистанции метров в двести шел боевой дозор также из шести кирасир, а замыкала колонну четверка арьергарда.

Если бы мы планировали просто быстрый рывок и захват подлой души Собакевича, мы бы шли напрямик по Междуречью и не тащили обоз. Но лично я вынашивал более обширные планы, поэтому мы повернули восточнее, в направлении Запорожья. Южный Буг рассчитывали форсировать в месте слияния с рекой Мертвовод, в районе запорожской крепостицы Соколец. Это были родные места покойной супруги Ивана Бульбы.

Сейчас эта степь заселена мало, весь мирный народ давно был вытеснен в результате войны за обладание Правобережной Украиной между Московским царством и турецко-татарской коалицией. Но через год-два война окончится, сторонами будет подписан мирный договор, по решению которого заселять и осваивать эти места как татарам, так и казакам будет запрещено. Плодороднейшие земли между Дунаем и Бугом станут безлюдными на долгие десятилетия. Разве что сделаются прибежищем грабителей да различных бандитских отрядов как с одной, так и с другой стороны.

Наш обоз состоял из семи вполне быстроходных повозок, быстроходными они были как за счет отличных тягловых лошадей, так и за счет конструкции. Шесть из них походили на обычные крытые фургоны, а седьмая — настоящая полевая кухня на два котла, емкостью по сто двадцать литров каждый. Вчера при выгрузке на причал все наши повозки вызвали немалое любопытство у ротозеев.

Кузов фургона представлял собой укрытую высокой изумрудной парусиновой крышей плоскодонную лодку. Ее наружный габаритный размер был: длина — три тысячи пятьсот миллиметров, ширина — тысяча четыреста миллиметров, а высота борта — пятьсот миллиметров, ровно столько позволяла высота станины пулемета. Задний борт был выполнен под прямым углом, боковые борта — с уклоном наружу под сто двадцать градусов, а передний — под сто тридцать пять. Крепился кузов к осям из витой сварной трубы через рессоры, а передок дополнительно через седло поворотного круга. Метрового диаметра колеса были деревянными, обитыми железной полосой, и сидели на осях в бронзовых подшипниках скольжения.

Для форсирования рек нам не требовался брод. В этом случае под каждую повозку крепилось по четыре надутых бычьих пузыря. Еще там, дома, испытания в озере показали, что телега не наберет воды даже при транспортировке груза в две тысячи двести испанских фунтов, а это около тонны веса.