Когда Тофон проснулся, перевод писем был готов. Из них явствовало, что Полизал был связан с лакедемонянами. Он получал от них деньги и выполнял за это различные поручения. В одном из писем, вероятно, в последнем, звучали недовольство работой агента и угрозы в его адрес. Настоящая шпионская история. Все это Алексей поведал Тофону, с трудом стоя на ногах от усталости.

– Это поразительно, клянусь хитроумным Гермесом! Нужно срочно отнести эти свитки в Пританей! Ты молодец, Алексиус!

Радоваться похвале у Алексея уже не было сил.

Он лишь с трудом пробормотал:

– Значит, Агаристу отпустят?

Тофон непонимающе уставился на него:

– Почему же ее должны отпустить?

– Но ведь очевидно, что смерть Полизала – дело рук спартанцев!

– Никто не может изменить решение народного суда! Кроме того, эта развратная баба получит по заслугам!

Алексей вздрогнул, услышав в голосе хозяина отвращение и холодную неприязнь.

– Но… – начал было он.

– Иди спать, Алексиус! Ты отлично потрудился! – с этими словами Тофон развернулся и вышел из комнаты.

Самое замечательное на свете – это теплый летний питерский дождь. Несколько тяжелых капель смачно шлепают на горячий пыльный асфальт, и прохожие торопливо задирают головы и ускоряют шаг, ругая себя за оставленный дома зонт. А через несколько секунд город накрывает озорной волной долгожданного дождя. Девушки хохочут и разбегаются, теряя на ходу босоножки. От воды, льющейся с неба, спасают газеты, портфели и запасливые обладатели зонтов. Дождь – это радость.

Алексей с шумом выдохнул тяжелый вонючий воздух и с трудом разлепил глаза. Ему показалось, что можно отдать все на свете за несколько секунд питерского дождя. Но здесь еще долго не будет дождя, а Питера не будет никогда.

Бессилие – самое отвратительное из всех доступных нам чувств. Алексею казалось, что он вот-вот упадет от бессилия. Физического – порожденного бессонницей – и, самое страшное, морального – от невозможности изменить ход событий. В сонном тумане, на заплетающихся от усталости ногах, спотыкаясь, он брел к агоре. Шел наудачу, без всякой надежды. А площадь уже жила своей обычной, повседневной жизнью. Тут и там сновали торговцы пирожками и водоносы, нищие и рабы. Людской водоворот захватил его, перенес через агору и выплеснул у гелиэи. Леша сам не понимал, что надеялся там отыскать. Наверное, справедливость. Хотя очевидно, что искать справедливости в суде – гиблое дело.

Подобные мысли мучали не только Алексея. Растирая кулаками сонные глаза, он не замечал Теодора, пока тот не коснулся его плеча.

– Хайре, господин Теодор.

– И тебе того же, Алексиус.

Алексей сбивчиво рассказал о своем открытии.

Теодор немного оживился: