Впрочем, в автобиографическом очерке «Puer eaturnus» Розанов вспоминал эту (или похожую) историю иначе: «Вдруг однажды она мне сказала:
– Василий. Иди ко мне спать.
Я спал на кровати с Сережей (брат). И расхохотался.
Она не продолжала и потушила огонь.
Мне в голову ничего не приходило. И подумать не смел, чтобы “я пришел ей на ум”. И лишь летам к 35 я догадался. “О несвязавшемся романе”.
Дело в том, что лишь из последующих мне рассказов семейных людей я узнал, что к этим годам “муж уже никогда не живет со своей женой”, и она, при очень больших силах, была много лет не “евши”. Тут все поймешь и все простишь.
Если бы все устроилось и в сдержанных формах – для меня наступила бы нормальная жизнь, я поздоровел, созрел. А она была, в сущности, “покинутая мужем жена”, т. е. вдова со всеми правами вдовы.
Мне было 14, ей около 36. Она – в полном цвету. Я “в возможности” до преизбыточества».
6
Зато есть такая запись от 13.03.1919: «
7
Тут, конечно, нельзя не сослаться на письмо Розанова к Глинке-Волжскому, в котором В. В. воспроизвел свой диалог с Аполлинарией.
«С Достоевским она “жила”.
– Почему же вы разошлись?..
– Потому что он не хотел развестись с своей женой, чахоточной, “так как она умирает”…
– Так ведь она умирала?
– Да. Умирала. Через полгода умерла. Но я уже его разлюбила.
– Почему разлюбила?
– Потому что он не хотел развестись… Я же ему отдалась любя, не спрашивая, не рассчитывая. И он должен был так же поступить. Он не поступил, и я его кинула…»
Но опять же, если подобный диалог и имел место, то я почти уверен, что не в самом начале их знакомства.