– Я не стыжусь своей любви. Я готов трубить о ней, забравшись на крышу. Я долгими ночами искал ту, которую полюбит душа моя. Встань, любимая, прекрасная моя, и уйдем.

Он каждый раз заводил эту песню, и ни одна из двух женщин не обращала на это внимания.

– Прелестна лилия поутру!

– Не хотите ли чаю? – предложила Инес. Ей просто захотелось выпить еще чашку, иначе она не стала бы ему предлагать.

– Не возражаю. Мы с тобой ужинаем сегодня в «Ле Каприс», дорогая. Надеюсь, ты об этом не забыла?

– Конечно, не забыла, только не называй меня «дорогая».

– Я заеду за тобой, хорошо? В семь тридцать, хорошо?

– Нет, не пойдет. Сколько раз повторять, если заявишься ко мне домой, у папы крышу сорвет. Разве не знаешь, что он сделал с моей сестрой? Он в меня нож воткнет.

– Но у меня серьезные намерения, прелесть моя. Я разведен и хочу жениться на тебе, я глубоко тебя уважаю.

– Без этого, в смысле, без разницы, – сказала Зейнаб. – Мне запрещено оставаться наедине с мужчиной. Если отец узнает, что я с тобой в ресторане, он озвереет.

– О, как бы мне хотелось взглянуть на твой милый домик, – страстно продолжал Мортон Фиблинг. – Каким блаженством было бы увидеть тебя среди привычных тебе вещей. – Он понизил голос, хотя Инес и так была далеко от них. – А не здесь, в этой мусорной куче, где ты словно прекрасная бабочка в навозе.

– Ничего не поделаешь. Увидимся в этом, как его… «Ле…»

Заливая кипятком три чайных пакетика, Инес передернула плечами, вспоминая жуткого отца Зейнаб. За год до того, как Зейнаб пришла работать в «Стар Антикс», отец чуть не убил ее сестру Назрин за то, что та опозорила семью, оставшись на ночь в квартире своего приятеля. «А у нее с ним ничего такого и не было», – рассказывала Зейнаб. Он пять раз ударил ее в грудь ножом, но Назрин не умерла. Ей пришлось несколько месяцев провести в больнице. Так что Инес почти не сомневалась, что ее помощница будет рисковать жизнью, если заведет себе ухажера, кандидатуру которого не обсудят и не одобрят ее родители. Инес вернулась в комнату с чаем, но Зейнаб сказала, что Мортон Фиблинг пошел купить им свежий выпуск «Стандарт».

– Это чтобы мы почитали про убийство. Кстати, взгляни, что он преподнес мне на этот раз.

Зейнаб показала ей большую брошь в виде двух розочек и бутона на стебле, лежащую на подушечке из голубого бархата.

– Это что, настоящие бриллианты?

– Он всегда дарит мне настоящие. Стоят, наверное, не одну сотню. Я пообещала, что надену брошку сегодня вечером.

– Да, тебе это просто сделать, но будь осторожна. С такой штукой могут и ограбить. И не забудь, что где-то в этом районе на свободе разгуливает убийца, который постоянно что-то отбирает у своих жертв. А вот и Мортон.

Но вместо Мортона Фиблинга в дверях появилась женщина средних лет, которой захотелось купить для подарка что-нибудь из фарфора «Краун-дерби».[1] По дороге в магазин она прихватила со стенда книжку Питера Чейни с задушенной девушкой на обложке. «Как раз близко к теме», – подумала Инес, принимая у женщины пятьдесят пенни за книжку и заворачивая для нее красно-сине-золотую фарфоровую тарелку. Вошедший Мортон вежливо придержал для покупательницы дверь. Зейнаб все еще не могла отвести глаз от бриллиантовых роз, и Мортон, вероятно, подумал, что она выглядит как ангел, созерцающий небесную красоту.

– Я рад, что тебе она нравится, дорогая.