Сергиевская церковь над южными, «святыми», или главными, воротами кремля представляет большой интерес. Архитектура ее проста, сурова и в то же время величава. Стены асимметрично расчленены узкими лопатками. Покрытие было, видимо, вначале позакомарным. В настоящее время кровля четырехскатная, закомары срезаны. Внутренность церкви почти квадратная, четырехстолпная, с каменной алтарной преградой, двусветная со всех четырех сторон. Апсида почти незаметна, она очень малых размеров. В нижней ее части размещалась маленькая ризница, в которую можно было попасть только через алтарь. Своды церкви крестовые. Церковь пятиглавая: четыре главы по углам и одна в центре, на широком световом барабане. Все шейки барабанов украшены аркатурной лепниной. Окна церкви узкие, уходящие внутрь стены, украшены незатейливым, очень скромным и милым валиком и килевидным, едва заметным кокошником.

Вход в церковь - с северо-западной стороны. По южной и западной сторонам - широкая галерея со множеством узких окон на юг и с четырьмя широкими окнами на запад. Галереи церкви соединяются с двумя крепостными башнями шестигранной формы, на которых сохранились бойницы всех форм «боя», как у крепостной стены, примыкающей к этим башням. В Сергиевской церкви удивительно гармонично сочеталась архитектура двух веков - XVI и XVII. Проездные ворота с их пятью неравными пролетами, с нависающими гирьками, дающими глубокую тень под ворогами, с их пленительной асимметрией, удивительно красивы и незабываемы. Сохранившиеся от прежних четырех ворот деревянные ворота из дуба очаровательны: одни - резные, почти ажурные, другие - из плотных квадратов в елочку. Своды и арки ворот расписаны темперой в XVII веке. К сожалению, эта роспись утрачивается с каждым годом и вот-вот пропадет совсем. Памятник нуждается в срочном вмешательстве реставраторов. Несмотря на некоторые утраты, комплекс церкви Сергия - галереи, ворота и башни - производит чарующее впечатление русской сказки.

Монастырь-крепость в эпоху Ивана IV

Иван Грозный особенно чтил Борисоглебский монастырь. За время своего царствования он приезжал сюда три раза, последний раз - в 1546 году.

По преданию, игумен Борисоглебского монастыря крестил у московского князя Василия Васильевича его сына - Ивана III. С тех пор будто московские князья считают Борисоглебский монастырь своим. Недаром на столбах центрального въезда вылеплен первый герб московских государей.

Судя по вкладным и кормовым книгам, которые велись в монастыре три столетия, Иван Грозный внес сюда 15 вкладов за своих пять жен и за убитого им сына Ивана, а также и за другие жертвы своего гнева.

Монастырь был очень богат: 360 собственных сел, деревень и пустошей, 22 тысячи десятин земли в Ростовском, Московском и Белозерском уездах, 7 тысяч крепостных крестьян, монопольное право на рыбную ловлю в реках и озерах своих волостей. Ему подведомственны были еще три монастыря: Никольский, Ковженский и Троицкий. Монастырь имел даровые руки своих мастеров-строителей, целые безымянные артели. Предполагалось, что Иван Грозный хотел уйти в Борисоглебский монастырь вместе со своими опричниками, которые именно здесь доживали свой век.

В прошлом столетии для ремонта лестниц на звоннице были употреблены надмогильные плиты из белого камня. Среди этих плит обнаружили плиту с могилы любимого Иваном опричника Ивана Чоботова, имя его записано в синодике Борисоглебского монастыря, как жертвователя деревенек и сел монастырю.

Позднее Иван Грозный сделал Борисоглебский монастырь ссыльным местом. Сюда ссылались люди, неугодные его политике, не желавшие подчиняться его порядкам. Их насильно постригали, а имения передавались монастырю. Отсюда и огромные земельные богатства монастыря.

Уходили сюда на покой и добровольно, нередко - люди военные, одинокие; были, возможно, среди них и знатоки строительного дела. Здесь они не сидели сложа руки, по-видимому, находили себе применение в строительстве и строили вопреки строгим канонам церкви, по-своему применяясь к хозяйственным и военным нуждам.

Польская интервенция в нашем крае

Тяжелые годы переживала наша Родина в начале XVII века, во время польско-литовской интервенции.

Пали многие города, в том числе Ярославль, Переславль, Углич, Ростов. Не прошли эти события бесследно и для нашего района. В Борисоглебском, богатом хлебом районе расквартировано было около 20 польских отрядов. Более чем за два года многие селения были разграблены и выжжены дотла. Люди переселились в другие места, и их бывшие селения и пашни поросли лесом. Борисоглебский монастырь находился в осаде. Сюда была подтянута польская артиллерия и установлена на отрогах гор и на возвышенностях. Места эти получили название «Пановых гор», «Сапегиной горы» (народ переименовал ее в «гору Сипягину»). Селения, где долгое время квартировали сборщики продовольствия, тоже получили польские названия: «Веска», «Ляхово». Названия деревень «Паникарово», «Трепарево», «Душилово» рассказывают, как расправилось крестьянское население с польскими интервентами: оттрепали, задушили, а потом еще панов и покарали (Паникарово). Народное предание доносит до нас еще и такие сказы: когда польские полчища были изгнаны из нашего края, здесь кое-где еще бродили одинокие и голодные поляки, заходили в дома и просили есть. Одна крестьянка, приготовившая своей голодной семье завтрак, сварив из последней муки кисель, не накормив семьи, вылила его на голову врагу кипящим.

Борисоглеб дал Родине своих героев: келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын, родившийся в 1588 году в деревне Про-тасьево Борисоглебского района, в 1612 году активно содействовал победе ополчения Минина и Пожарского над польско-шведскими интервентами, организовал активную оборону Троицкого монастыря, написал «Сказание» об осаде лавры; монах Иринарх, родом из деревни Кондаково Борисоглебской волости, призывал народ в ополчение Минина и Пожарского.

Кремль, Малая восточная башня