Книги

Россия: страна негасимого света

22
18
20
22
24
26
28
30

Животов писал баррикады 93-го года. Животов писал кошмарный конец Красной Империи в августе 91-го. Животов писал две чудовищные Чеченские войны. Животов писал все сражения, которые разгорались на Кавказе или в Приднестровье. В его работах восхитительные лица героев — наших современников. Животов писал портреты Квачкова и Макашова. Животов писал портреты Караджича и Милошевича. И Животов неутомимо, с какой-то угрюмой жестокостью писал главных чудовищ нашего времени — Горбачева и Ельцина, которые утратили в его работах человеческий образ и человеческое значение, и превратились в символы огромной русской и вселенской беды.

Животов — художник, прикованный к своей работе. Животов — жрец, который хранит священный огонь Советской эры, русской красоты и величия. Животов работает здесь, на земле, в мастерской. Но такое ощущение, что главные работы и схватки, которые потом выливаются в его изображения, происходят на небесах. Там идет сражение духов света и духов тьмы, там идет вековечный и нескончаемый бой рая и ада. И осколки этой битвы, брызги, крики, вопли, слезы и проливавшаяся там, на небесах, кровь, падает на мольберт Геннадия Васильевича Животова и застывает в его произведениях, в его рисунках.

Главное, что движет Животовым, — это идея Победы. Конечно, и идея Победы 1945 года, которая стала воплощением всей Советской эры, и идея Победы, которая ждет нас впереди, которая неизбежно наступит, — Великой Русской Победы. Глядя на работы Животова, видишь, что Победа эта уже наступила. Он знает о ней больше, чем каждый из нас. Он знает, что она есть, он знает, что Победа воссияла своей лучезарной звездой, звездой пленительного счастья, и он улавливает эти лучи, эту звезду из сумерек будущего.

Животов — победитель. И среди победителей в этой кромешной битве света и тьмы, неба и преисподней, среди этих победителей имя Геннадия Васильевича Животова займет одно из самых первых и почётных мест.

Гении мечты[20]

Умер Фидель Кастро. Но он не умер. Умерла его утомлённая, прожившая столько лет на земле плоть, а его ослепительный дух бессмертен. Он вырвался из плоти и продолжает сверкать над нами, как путеводная звезда. Герои не умирают. Фидель Кастро — герой. Герой в самом классическом, античном смысле. Это герой, ополчившийся на космическое зло, на космическую тьму. Это он, штурмуя казармы Монкада, кинулся в схватку с драконом, ринулся на бой со змеем. Он разрубил змея на части, зашвырнул змея в океан, где тот сгинул в пучине.

Как только Фидель совершил свой молодой, юный, стремительный подвиг — победил гидру, — он на пепелище, где мучился его любимый народ, томились молодые девушки, умирали со слезами на глазах старики, начал сажать сад. Всю свою жизнь он сажал на Кубе сад. Кастро — великий садовник, великий садовод. Все его деяния были направлены на взращивание — не на уничтожение, не на угнетение, а на взращивание. Он строил райский сад, был одержим идеей великого вселенского сада, вселенского чуда.

Его хотели убить, на него посягали, его сад стремились вырубить. На побережье Кубы высаживались десанты: бой в Заливе Свиней, когда контрреволюция на моторных лодках, снабжённых пулемётами, прикрываемая сверху американской штурмовой авиацией, пыталась вторгнуться на Кубу. В этой битве на побережье враг был сброшен в горячие волны Карибского моря. Множество злодеев подсылались к Фиделю. Сколько раз в его чашу пытались подсыпать яд, сколько раз стреляли по нему! Господь отводил от него руки убийц. Такие люди нужны Господу, нужны человечеству — поэтому Команданте прожил такую восхитительную великую жизнь. Он поднял восстание против самого чёрного, самого страшного, казалось бы, непобедимого человеческого зла. И в этом восстании выиграл, в этом сражении победил.

Молодым человеком я направил Фиделю письмо, просил взять меня в ряды его пехотинцев. Просил считать меня солдатом Фиделя, И Фидель во время своей многочасовой речи рассказал кубинцам об этом письме — услышал меня. В Анголе и Мозамбике я обнимался с кубинцами, которые сбивали самолёты ЮАР, мы пили вино за победу. По сей день мне кажется, что я вдыхаю сладкий огненный воздух Гаваны, танцую с кубинкой на ночной веранде, и мне хорошо.

Крохотная, едва различимая на карте страна с небольшим народом. Но лидер этого народа — велик, и эта маленькая страна заставила вращаться вокруг себя всё человечество. Карибский кризис, который заставил сдвинуться материки, заставил очнуться человечество, заставил таких лидеров, как Кеннеди и Хрущёв, протянуть друг другу оливковую ветвь, — это дело рук Кастро.

Фидель беззаветно любил свой народ и служил ему. Затоптанный, униженный, загнанный в фавелы народ был поднят Фиделем, вооружён идеей, великой мечтой. Кубинцы переплыли через Атлантический океан и вернулись в Африку, на свою африканскую родину — туда, откуда немалую часть их предков когда-то вывозили на рабовладельческих судах. И в этом посещении Африки: Мозамбика, Анголы — в этом десанте Кубы на африканский континент было исцеление народа. Народ сбросил с себя память об унизительном рабстве, стал народом-великаном.

Сегодня, как и во все века, человечеством движет мечта. Человечество погибло бы, если бы не мечтало. Погибло бы во внутренних распрях, несовершенстве, тьме. Человечество погибло бы от злодеев, которые постоянно рождаются в его недрах и пьют человеческую кровь, уничтожают дух. Человечество нуждается в мечте. А мечта всегда находит своего выразителя. Мечта нашла Фиделя, поселилась в нём, и Фидель стал человеком-мечтой для всего человечества.

Сегодня, как и всегда, мы мечтаем. Сегодня, как и всегда, сгустилась тьма, сегодня, как и всегда, человечество стонет, ищет выходы из тупиков, не может найти того вселенского, лучезарного, спасительного слова, которое поведёт за собой измождённые, изверившиеся миллионы. Сегодня Фидель, носитель божественной мечты, даёт нам надежду. Мы знаем, что эта мечта реет совсем близко от нас, всматривается в каждого из нас, ищет среди нас того героя, в кого она вселится. Душа Фиделя вселится в этого героя, душа Фиделя вселится в этого нового человека. Смерть Фиделя — это форма его бессмертия. Он говорил: «Родина или смерть!» Смерть минует, Родина восторжествует.

Неопалимые[21]

Минувший год кончался тяжело, мрачно. Убийство посла, крушение самолёта с певцами и с несравненной доктором Лизой. Эта тяжесть не осталась в минувшем году. Её не заглушили трескучие петарды, не заслонили сияющие разноцветные шары и хрустальные звёзды. Мы перешли с этой печалью, с сердцами, полными тревожных предчувствий, в новый год. России придётся жить дальше, стоически пробираясь через все напасти. Через все катастрофы и надолбы двигаться к неизбежной русской Победе.

В минувшем году я был вдохновлён не кремлёвскими речами, не фестивалями и празднествами. Я был вдохновлён тремя героями, встреча с которыми не позволила мне пасть духом, возвышала меня, спасала от уныния.

Летом я был в Оренбурге. После всех речей и выступлений, после визитов и официозных встреч я помчался в оренбургские степи и перелески, туда, где за сотни километров от Оренбурга в простой деревне на сельском кладбище похоронен погибший в Сирии авианаводчик Александр Прохоренко.

Я не знал его лично, но его смерть пронзила меня. Она была из тех первых, немногих, которые мы заплатили за сирийский поход. И я, исполненный печали, помчался к этой степной могиле поклониться, набраться, как набираются у алтарей, света и молитвенного воскрешения.

Я приехал в деревню, не стал заходить в дом, где родился Александр Прохоренко и где живут его престарелые родители, а сразу покатил мимо заборов, огородов, скромных домов на деревенское кладбище и увидел огромную гору цветов — целый курган, насыпанный из роз, гвоздик, белоснежных лилий. Цветы были не завядшие, не с дней похорон, а свежие, недавние. К этой могиле продолжали тянуться люди, оплакивали героя, клали цветы своей благодарности, восхищения и печали. Среди цветов стояла мраморная дощечка, и на ней однополчанами была сделана надпись: «Мы помним тебя, Сашок!»

Я поклонился этой могиле. От неё исходили таинственный свет и возвышенная благодать, которые окружали меня, возвышали, искупали все мои несовершенства и слабости. И я, полный света, покинул кладбище так, словно был на церковной литургии.