Великий украинский писатель И. Франко отмечал недооценку работ Афанасьева-Чужбинского в среде украинских ученых, считавших, что «он как-то неопределенно держал себя в вопросах украинской политики: не то шел рука об руку с “громадою”, не то тянул в сторону “москалей”» (Франко I. Олександр Степанович Афанасьев-Чужбинський//Зібрання творів у пятидесяти томах. Літературно-критичні праці 1911–1914. Т. 39. Київ, 1983. С. 29), сам Франко высоко оценивал его научные заслуги. Положительную характеристику работ Александра Степановича, с рядом заслуженных замечаний, можно встретить у современного украинского исследователя Владимира Федоровича Горленко (Горленко В.Ф. Становление украинской этнографии XVIII – первой половины XIX столетия. Киев, 1988. С. 155).
428 Авторы данной книги придерживаются точки зрения о том, что русины Бессарабии или, как их еще называли в крае, – руснаки, являются представителями субэтнической группы отдельной части украинского народа с выделенным самосознанием, подвергшимся трансформации в конце XIX – первой половине XX в.
В этот период наряду с ассимиляционными процессами происходит и процесс консолидации представителей украинских этнических групп (в данном случае русинов/руснаков Бессарабии) в единую нацию. Так, согласно материалам первой Всероссийской переписи, в 1897 г. основная масса русинов отождествлялась с украинцами и лишь 64 человека были зафиксированы как русины (Зеленчук В.С. Население Бессарабии и Поднестровья в XIX веке. Кишинев: Штиинца, 1979. С. 181).
Думается, в данном случае процедуре этнической консолидации способствовало не массовое изменение самосознания русинов, а неотработанность методики первой переписи населения. В силу этого, отмечая историческую значимость материалов переписи, сведения, собранные в них, нельзя возводить в абсолют. Например, перепись 1897 г. осуществлялась чиновниками по данным волостных правлений, причем основным критерием определения национальности был язык. В силу того, что русины и украинцы говорили на одном языке (малорусском, как он тогда назывался), это дало основание идентифицировать русинов с малороссами – украинцами.
Напомним, что этнические процессы протекают непрерывно, при этом им свойственны всплески и ослабления, естественный ход и искусственная стимуляция.
Спустя совсем немного времени местное украинское население испытывает на себе еще одну «шоковую терапию». Как справедливо подчеркивает украинский исследователь из г. Черновцы И. Буркут, в 1918–1940 гг. в Северной Буковине термин «русин» специально использовался румынскими властями для раскола украинского населения края. (Подробнее см.: Буркут И. Русины Буковины: историческая судьба этнонима//Мысль, 2004. № 2 (24), май. С. 65–71.) Здесь необходимо еще одно дополнение: буковинское население после 1940 г. оказалось под влиянием Советской Украины, с соответствующим распространением общеукраинской идеологии идентичности, осуществлявшейся в том числе и под влиянием официальной школы. В годы советской власти на территории Украины и Молдавии официально существовали школы на двух языках. В обеих республиках были открыты школы на языках этнического большинства: в Украине – украинские, в Молдавии – молдавские. Наряду с ними в двух республиках, как и в других субъектах СССР, функционировали школы на русском языке, в которых обязательно преподавались язык и литература этнического большинства той республики, в которой изучался русский язык. Таким образом, в русских школах Украины читался в качестве отдельного предмета «украинский язык и литература», в русских школах Молдавии соответственно – «молдавский язык и литература». Таким образом, национальные меньшинства, проживающие в республиках СССР, оказались лишенными возможности изучать язык и литературу своего народа, что в немалой степени способствовало консервации местных диалектов и самосознания. Так, украинское население Советской Молдавии оказалось лишенным украинских школ, открытых в межвоенный период на территории МАССР, но уже в начале 60-х гг. переставших существовать. Благодаря нахождению в условиях иноэтничного окружения местное украинское население сохранило самоназвание «руські люди», еще встречаемое в ряде сел Молдовы, где согласно официальным документам проживает украинское население. Одновременно термины «русин», «руснак» уже вышли из употребления в Молдове, впрочем, как и на Буковине, на что тоже обратил свое внимание И. Буркут (Указ. соч.
С. 71).
429 Купчанко Г.И. Некоторые историко-географические сведения о Буковине // Записки Юго-Западного отдела Императорского Русского географического общества. Киев, 1875. Т. II. С. 345; Несторовский П.А. Бессарабские русины. Варшава, 1905. С. 44.
430 Афанасьев-Чужбинский А.С. Поездка в Южную Россию. Очерки Днестра. Ч. II. С. 16–17.
431 Там же. С. 7–8, 129; подробнее см.: Степанов В.П. Труды по этнографии населения Бессарабии XIX – начале XX вв. Кишинэу, 2001. С. 87–88.
432 Буровик К.А. Родословная вещей. М., 1991. С. 222.
433 Афанасьев-Чужбинский А.С. Поездка в Южную Россию. Очерки Днестра. Ч. II. С. 12.
434 Там же. С. 5.
435 Подробнее см.: Степанов В.П. Труды по этнографии населения Бессарабии XIX – начала XX вв. С. 92–93.
436 Афанасьев-Чужбинский А.С. Поездка в Южную Россию. Очерки Днестра. Ч. II. С. 49–52.
437 Там же. С. 163–166.
438 Пономарьов А.П. Українська етнографія. Київ, 1994. С. 35.
439 Несторовский П.А. Бессарабские русины. Варшава, 1905. С. 147–148.
440 Там же. В то же время необходимо упомянуть наблюдение подполковника М. Дарагана, который в своей вышеназванной работе констатировал, что в середине XIX в. жители Бессарабии, используя законы Арменопуло (собравшего предания и постановления молдавских господарей в 1810 г.), распределяли наследственные имения между всеми сыновьями и дочерьми поровну (Дараган М. Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. XI. Ч. 3. Бессарабская область. СПб., 1849. С. 10–11). Подробнее историографический анализ данной проблеме см. в работе: Степанов В.П. Труды по этнографии населения Бессарабии XIX – начала XX вв. С. 226–227.
441 Несторовский П.А. Бессарабские русины. С. 43–44.