— Ну, ты сама-то что хочешь? — не отставала Галка, ловко расставляя книги по местам.
— Покоя.
— Чего? — обернулась Галя.
— Покоя и тишины, — повторила Тася, задумчиво глядя в окно.
Рябинка замахала в ответ крыльями-листьями, застучала в приветствии едва пожелтевшими ягодами.
— А-а-а, так это к моей тетке тебе надо, в деревню! — рассмеялась Галка. — Там как раз, как ты хочешь — тишина до боли в ушах и покой, потому что ее дом на отшибе стоит. Даже дачники не добираются. Вон, смотри, — и Галя, покопавшись в телефоне, развернула к Тасе экран.
Открылись чудесные пейзажи, как будто списанные с картин Левитана и Шишкина — деревянные домики, почти как у бабушки в детстве, озеро, заросшее камышами, лес, окутывающий ароматом, даже по фото.
— Туда, правда, можно? — шевельнула ровными бровями Тася, внимательно вглядываясь в экран.
— Да, — ответила с недоумением Галка, — только там это… Без удобств, всё по-простецки. Но тетя Нюта будет при счастье. Она любит таких, как ты. У нее редко, но живут близнецовые души.
— Близнецовые? — с удивлением переспросила Тася. — Это как?
— А вот она тебе и объяснит, если соберешься, — рассмеялась Галя. — Я могу ей позвонить. Только постараться надо, у них там связь не берет. Когда теть Нюта к автолавке выходит в центр поселка, вот тогда можно дозвониться. Глухомань, одним словом!
— Позвони, пожалуйста, Галя, — попросила Тася, всё еще не выпуская ее телефон из рук.
Она смотрела и смотрела на фотографии и понимала, что ей очень хочется оказаться именно там.
Глава 36
И Галка дозвонилась. И Тася через два дня рано утром села в поезд, который за пять часов должен был доставить ее в детство — к деревянному дому, как у бабушки. Сначала предстояло добраться до некрупной станции Березки, где поезд задерживается лишь на минуту, а оттуда ждать попутку или надеяться на автобус, который чаще всего ходит, как хочет, а не как надо.
Тася любила вокзал, поезда и тот особенный запах дыма, который сохранился в составах, предназначенных для неторопливого путешествия на недалекие расстояния.
Всю весну и в начале лета можно было увидеть битком набитые вагоны — ехали дачники: везли с собой ящики и коробки, тюки и сумки, детей и даже домашних животных. В конце августа поезда уходили полупустыми, и хмурая, равнодушная проводница радовалась отдыху от навязчивых вечно требовательных пассажиров. Можно было, наконец, спокойно закрыться в купе, вытянуть полные, с вздувшимися венами ноги, и смотреть в окно на ставшие уже скучными, знакомые до мелочей пейзажи.
К обеду поезд остановился у перрона с неровным, местами вздыбившимся асфальтом, прямо напротив одноэтажного каменного здания вокзала. Тася быстро выскочила наружу, и поезд недовольно пыхтя, лениво пополз дальше, объезжая еще десятки таких же маленьких станций и полустанков, где когда-то кипела жизнь. Теперь деревни и села постепенно умирали, наводя ностальгию и тоску на тех, кто помнил совершенно другие времена.
Рядом с чистеньким бело-голубым зданием вокзала была видна автобусная остановка. Видавшая виды коробка с проржавевшими стойками и облупившейся деревянной скамейкой. Некоторые ее части были сломаны, а урна в виде железного ведра вся в мусоре.
Тася подняла голову в надежде прочитать расписание автобуса, которое сиротливо болталось на тонком металлическом шесте. Черные буквы и цифры давно поблекли, и разобрать их было совершенно невозможно. Она беспомощно оглянулась.