Сначала в Дзержинск переехал отец и устроился преподавателем в ПТУ № 44 на проспекте Дзержинского.
Потом приехали мы всей семьёй: мать, старшая сестра и я. Мать устроилась на завод «Корунд». Мы жили в общежитии на проспекте Дзержинского, 36, это был последний дом в городе, дальше начиналась заводская зона.
В Дзержинске, в возрасте девяти лет, я впервые открыл синий томик Сергея Есенина, хотя мама читала мне его вслух ещё в Ильинке, и я, к примеру, был тогда уверен, что «хатывризахобраза» — это одно волшебное слово.
В доме нашем имелось много другой поэзии, отец любил и собирал стихи, но Есенин был, как и я, рязанский, — и это повлияло на мой выбор. Я начал читать его сам и едва не потерял от чего-то неизъяснимого рассудок. До сих пор я могу продолжить любую строчку из стихов Есенина по памяти и сказать, в каком году эти стихи написаны.
В том же году мне попалась в нашей библиотеке книга писателя Злобина «Степан Разин», вся пожелтевшая, в переплёте, сделанном из жёлтой в чёрную крапину занавески — про этот роман мне говорила бабука, теперь я прочитал его, и был совершенно потрясён.
Немногим позже я нашёл романы о Разине Чапыгина и Шукшина, они мне тоже нравились, но Злобин — больше всех. В детстве я перечитывал эту книгу, быть может, двадцать или тридцать раз. Она тронула меня больше, чем «Остров сокровищ» или «Робинзон Крузо».
Хотя, конечно, два американца — Лондон и Твен, два британца — Конан Дойл и Киплинг, и два француза — Дюма и Жюль Верн, — доставили мне много удивительных минут: лучшее из написанного ими — в чистейшем виде волшебство.
Другой моей любовью был Аркадий Гайдар. Помню, я болею, простыл, и мама мне читает «Школу» Гайдара, — прекрасно.
Я стал тем, что я есть, благодаря этим книжкам, моему деревенскому детству и моим трудолюбивым, незлобливым, щедрым старикам. Все они — Семён Захарович, Мария Павловна, Николай Егорович и Елена Степановна — очень сильно повлияли на меня, я всех их очень и по-разному любил.
В девять лет я начал писать стихи.
Первое из написанных мной стихотворений завершалось так: «Люблю я Русь, клянусь».
Отец говорит: «Молодец! Но нужно, чтобы были метафоры, чтобы была образность». Это единственный такой разговор был. А так… Он читал «деревенщиков», читал редкие для деревенского мира книги: Хемингуэя, чуть позже — Газданова. Но больше всего любил поэзию: Есенина, Рубцова. Что я точно унаследовал от отца, так это любовь к творчеству Вертинского и Дольского.
Учились мы с сестрой в школе № 10 на площади Маяковского. Из школьного коридора был виден отличный памятник Маяковскому. Напротив моей школы был роддом, в котором, скорей всего, родился в 1943 году Эдуард Лимонов, но тогда я ещё об этом не знал.
Юность
Захар
Юность я провёл в городе Дзержинске. И там Феликс Эдмундович Дзержинский как стоял, так и стоит на центральной площади. Тогда матёрые антисоветчики тоже хотели Дзержинск переименовать, но столкнулись с проблемой — до того, как стать Дзержинском, тут была деревня Растяпино. И на такое даже самые злобные борцы с Советской властью пойти не могли.